Главный вход дома был частью гостиной, у которого окна выходили на переднюю, узкую террасу, перед которой была маленькая дорожка, вымощенная четырехугольными плитами и пара тройка вечнозелёных кустов, а по краю забора возвышались железные фонари. Служебная квартира, которая была предоставлена по службе отца, была уютной, но не обжитой.
Когда отец объявил Егору о переезде в город своего детства, это новость для него оказалась, как известно неожиданной. Это означало лишь одно, что кончились его деньки, где он принадлежал себе сам, и вытворял то, что нравилось только ему самому, причин и без причин напиваясь в хлам, теряя самоконтроль и уважение ко всему. Теперь домой он не мог прийти в состоянии опьянения и состояний котических и также, не мог притащить с собой дружков и девиц, ведь отец теперь каждый вечер будет дома, и не будет теперь пропадать как раньше днями, а то и месяцами.
Свернув на право, по коридору, где расположилась его новая комната, он заметил тусклый свет в кабинете отца, которая находилась в противоположенной стороне. Очень надеясь, что отец уже спит или не услышит его, он помимо бесшумных движений старался и не дышать, заключив в себе весь заранее набранный воздух. Но все было тщетно, отец глубоким басом окликнул его:
– Егор! Ты пришел?
Егор, разочарованно вздохнув, ответил:
– Да!
С виду выглядевши весьма мирным, Олег Константинович был все-таки человеком строгого нрава. Он был из той колеи людей, которые чтили старое, и крайне критично относились к новому. И из нового, что могло бы порадовать такого человека, было рождение нового человека, или изобретения нового препарата, который имел бы функции искоренять всю дурь сразу и навсегда, и облагородить человека безвозвратно. Конечно, это мысли человека фантаста, но он так любил человека и верил человечеству.
По работе встречая обычно умственно отсталых и эмоционально не зрелых личностей, он тоже бы относил Егора к этой категории, если бы он был не его сыном. Уж больно Олег Константинович был недоволен им. Его гулянки и абсурдные выходки, проходили, конечно мимо его взгляда, но они не проходили мимо его ушей. Как бы он не старался, направит Егора на путь праведный, все вело к тому что, праведнее становился только лишь он сам.
Мнение Егора об отце тоже не отличались ноткой прославления. Он скорее не терпел, а потворствовал. После смерти своей жены, матери Егора, Олег Константинович трудно смирился с этим, и стал человеком замкнутым, что конечно отразилось и на Егоре, но как-то не так. Он вдруг вспомнил, что сын тоже является тем человеком, которого нужно не только учить и записывать на все курсы и кружки подряд и набивать его карманы, из раза в раз, и каждый раз стараться, вразумлять его, а быть ему отцом, настоящим, по духу. И начал общаться с ним, как с тем, кто внезапно стал родным.