Я лежала на берегу. Раз волна, два волна, три. Спокойны были мои глаза. Спокойны мои волосы. Каждый волос в белой копне аккуратно подергивался от дуновений ветра. Губы дремали. Им тоже было спокойно и благостно. А я лежала и думала, когда впервые ощутила желание оставить все при себе.
Прошло минут сорок. Начинало светать. Сквозь прореху в белом покрывале облаков просачивалось блеклое свечение, слабое, почти незаметное, и белая ночь уверенно вступала в свои права, заходя из-под горизонта пыльной линией рассвета.
Опять сумерки второй, третий час. Сейчас ночь выглядела непонятой, как артист, на концерт к которому пришла одна я. Я – поклонник, я – преданный фанат, я – почитатель, стирающий ладони в аплодисментах изо дня в день. Я умоляла задержаться на сцене подольше. Я приносила дары и подношения – свою признательность, благодарность и внимание.
Я слушала спектакль белой ночи каждый раз, провожала глазами солнце и встречала луну – действующих лиц, я же знала наизусть каждое режиссерское решение – когда включат софиты, а когда партер утонет в темени.
Я лежала на берегу, подставляя лицо показавшемуся солнцу. Никому до меня не было дела. Была я одна, и больше никого рядом. Но далеко был кто-то, о ком я беспокоилась и за кого переживала, не потому что были причины, а потому что я хотела, и внутри все льнуло к нему, тянулось и обвивало его тонкими ветвями-лианами, широкими листьями закрывая от палящей звезды, через несколько тысяч километров.
Не веря самой себе, я нашла спокойствие в том, чтобы просто не задавать вопросы. Если хочется, значит, все нормально – никто не запретит тебе чувствовать. Если просто, никто не заставит все усложнить, а если сложно – идти до конца. Если любится, значит – ты человек, если ненавидится – тоже. И ничто человеческое тебе не чуждо.
Самая сложная вещь на свете – отпустить, дать жизни идти так, как она идет. Все это дается только через признание себя «всего лишь» человеком, не всемогущим, не идеальным, не ответственным за все беды и несчастья мира.
«Всего лишь» человек не остановит цунами ловлей бабочек на другом конце планеты. И так же он не исцелит ближнего от крайней формы дебильности. Человек не выберет, родиться ему с депрессией или предрасположенностью к раку. Его в целом никто не спрашивал, хочет он жить или нет. После такого вопроса почти все условности об обязанности быть хорошим или самым лучшим плавно выцветают. Для кого? Для чего?