И после того, как его жизнь оборвалась, моя продолжается. Поэтому, несмотря на боль, которая ни за десять, ни за сто лет его отсутствия не притупится, я буду счастлива за себя и за него, и успею сделать в этой жизни все счастливое, что он не успел. Я буду благодарить жизнь за то, что знала его, и рассказывать о нем там, где смогу.
Страшно ли жить после такого? Несомненно. Значит ли это, что такое горе прервет любое счастье моей жизни? Нет. Значит ли, что теперь я лучше разбираюсь в том, что такое счастье? Похоже, что да.
К этому моменту я уже минут двадцать как шла по Большому проспекту. Не заметила хронометраж – когда поднялась с набережной, развернулась, покинула Ленэкспо, помахала спящему сторожу и двинулась дальше.
Сегодня счастье было со мной, как и каждый день. Ну не нужно его звать, гнаться за ним, когда знаешь, что единственное непреложное правило для встречи с ним – просто заметить его там, где оно всегда было, обратить свой внутренний взор на эту искорку доброго, нежного, настоящего и греть, разжигать. Счастье, как и любовь, не существует само по себе. Оно требует ежедневной работы, упорства, но более всего – бесстрашия созидать счастье из маленьких и больших счастий и горестей.
Так, пропуская через волосы потоки ветра, я добралась до набережной со Сфинксами. Ноги сами привели. Шаг мой ускорялся, как будто я обозначила на воображаемой карте конечную цель, как будто решила загадку, составленную для меня усилиями всего человечества.
Весь скованный духотой день, ночь и рассвет расцвели и переродились из неуклюжей гусеницы в тесном коконе в причудливую бабочку. И теперь, сидя со Сфинксами и улавливая ладонями слабые потоки прохлады от Невы, я знала: я была. Я все еще есть.