Томас – высокий, сдержанный, с привычкой всё анализировать, – поймал себя на том, что впервые за долгое время позволил себе просто быть, без плана, без защиты. Его лицо с чёткими скулами, светло-голубыми глазами и чуть растрёпанными каштановыми волосами обычно казалось непроницаемым, но в тот день в его взгляде было что-то другое – растерянная радость и надежда. Этот медовый месяц казался ему не отдыхом, а чем-то вроде откровения.
– Посмотри, – сказала она, развернув одну из пожелтевших страниц.
Она провела пальцем по полям – там была аккуратная пометка, написанная то ли карандашом, то ли выцветшими чернилами:
«Сигнахи. Нино. Октябрь. Не забыть вкус саперави, как её губы».
– Здесь есть целый раздел про Сигнахи, – добавила Олеся. – Это совпадает с нашим маршрутом.
Она прикусила губу. В этой пометке было что-то личное, почти интимное – чужая эмоция, застывшая во времени.
– Нино? – переспросил Томас.
– Похоже, это женское имя. Девушка с фото?.
Сигнахи значился первым пунктом их медового маршрута. Это совпадение было таким явным, что казалось постановкой, но они оба предпочли воспринять это как знак.
– Так ведь это же завтра, – сказал Томас, улыбаясь. – Мы начнём с того самого места.
Он кивнул, не отводя взгляда от её глаз. Лёгкое волнение, трепет от приближающейся неизвестности – всё было в этом взгляде, который стал глубже за последние дни, с момента, когда они произнесли клятвы.
***
К вечеру они сошли по трапу, и влажный, пахнущий землёй воздух Тбилиси ударил в лицо. Над горизонтом пылало закатное небо, в котором ещё дрожали остатки дневного жара. Их водитель, плотный грузин по имени Давид с широкими ладонями и гусарскими усами, подал чёрную «Тойоту» и тронулся в путь, не спеша, с достоинством.
Дорога в Сигнахи, как нить, плотно вплеталась в виноградные холмы. Олеся скинула туфли и прижалась лбом к стеклу – так делают дети, которым всё в новинку. Томас смотрел на неё и молчал. Он знал: сейчас лучше молчать, она впитывала пейзаж как губка. Он сам ощущал то же – будто внутри медленно разворачивался старый, пронзительно добрый фильм. В воздухе витал аромат пыли, скошенной травы и дикой мяты.
На горизонте, в лиловой дымке, начали проступать очертания гор. Кавказ был далёким, но ощутимым – словно древняя стража, подступающая к равнине. Над снежными пиками струился закат, переливаясь всеми оттенками янтаря и фиолета. Свет в салоне стал золотистым и мягким, как вино на языке.