– Ну а за «ё… твою мать» влетело тогда? – продолжал я.
– Точно, нет! – с улыбкой ответил собеседник. – Скорее всего, это растворилось в полпотовцах и хунвейбинах, которых я чудом смог произнести без малейшей запинки! Ещё та нецензурщина!
– Кхм… Пол… Полпотовцы хун…Блин… Вейбинов бьют!!! – спародировал я. – Как ты этот случай вообще запомнил, да ещё так подробно?
– А я бы и не запомнил, если не частые мамины пересказы этой истории. – подумав, ответил друг.
– Тогда это точно правда. – сделал вывод я. – Такое не придумать, а лучший выдумщик – жизнь! Как говорили в нашей юности – кино и немцы!
– Ну-да, и нам их всегда не хватало. – сосредоточившись на управлении машиной, сказал друг.
– Чего не хватало? – спросил я, потеряв нить беседы.
– КинА и немцев, естественно. – ответил он.
Машины ускорилась в своей борьбе с сопротивлением воздуха, а я предался безделью, которым незамедлительно воспользовался мой мозг чтобы нанести удар.
Ударом этим было всплывшее в голове воспоминание об одном глубоко личном случае. Решение рассказать этот случай или нет я принимал довольно долго. Не знаю сколько по времени, если только по расстоянию, которая успела преодолеть машина, да и то приблизительно.
В общем, заменив время пространством, думал я километров тридцать или сорок пока не определился – рассказать.
Часть 2. И тогда снова шёл грибной дождь.
Этот случай совершенно точно произошел в мае 1984 года, когда до окончания первого класса оставались какие-то пару недель.
Уроки в тот день закончились раньше обычного и я был совершенно доволен абсолютно всем. Доволен настолько, что понять это мог бы любой ребёнок, и совершенно не способный это понять любой иной человек, решивший, что он уже не ребёнок.
Тогда, чтобы быть абсолютно довольным было достаточно быть ребёнком у которого есть мама.
Из дома в школу и обратно я уже ходил один, но в тот день встретить меня пришла мама. Возможно, у неё начался отпуск, но точно я уже не помню.
Мама пришла без предупреждения. Когда я спускался со ступенек школьного крыльца, которое заливало майское солнце, то увидел её. Мамины ярко голубые глаза небесного весеннего цвета, именно такой цвет неба бывает исключительно весной, мамин голубой плащ и солнечные лучи
Мы взялись за руки и направились в сторону дома и о чём-то болтали. Вернее я, как обычно, оттачивал ораторское искусство, а мама слушала и иногда улыбалась, что было дополнительным бонусом к тому абсолютному довольству, которое было у меня по праву возраста. Мои повествования, что сейчас, что детстве, могли быть прерваны разве только моими же многочисленными вопросами-почемучками к тем, чьи уши подвергались ещё секунду назад яростной атаке с моей стороны.