– И чем же ты занимаешься? И почему одна путешествуешь? – поинтересовался он у нее.
– Шью, – с равнодушием ответила та, пожимая плечами.
– Шьешь? Ты швея? А что же ты шьешь, одежду, наверное?
– Да если бы, – с сарказмом ответила Светлана. – Пододеяльники строчу, наволочки всякие, простыни, – она начала загибать пальцы, а потом уныло махнула рукой и грустно призналась: – Тошнит уже от этого постельного белья. Вот теперь в Питер прилечу и завяжу со всем этим шитьем.
И она с детской откровенностью начала рассказывать, что всю жизнь прожила в Краснодаре, там же выучилась на швею и там же все это время работала на маленькой швейной фабрике. Как эта фабрика и стрекот электрических машин надоели ей до зубовного скрежета. И что если бы не приглашение тетушки приехать к ней в Питер, то неизвестно, как бы она, Светлана, жила дальше.
– Ну и зачем же ты захотела стать швеей и потом длительное время занималась таким нелюбимым делом? – удивился Арсений. – Можно же сменить род занятий и жить в свое удовольствие, ты еще так молода.
– А это мама настояла. Она меня с детства убеждала, что главное – иметь в руках нужную профессию, научиться чему-то, ну там, стать парикмахером, штукатуром, швеёй. Мама говорила: «Одному юбку сошьешь, другому брюки укоротишь – всегда живая копейка в кармане. Когда нас с папой не станет, и ты с голоду не умрешь». Вот я и послушалась, хотя мне больше нравилось читать. Я учиться хотела, – она взглянула на Арсения и, заметив в его взгляде жалость, вдруг вспыхнула, на ее глаза навернулись слезы, и она, схватив Арсения за руку, стала доказывать: – Да ты не вздумай меня жалеть! Ну и что с того, что я одна? Одна, но не одинока! У меня тетушка родная есть, она меня ждет в вашем Питере. И вообще, если честно, то я люблю шить. Но я одежду люблю шить, а не эти простыни. Я себе всё-всё шью. Придумываю модели. Вот это платье, например, – она рукой провела по своему платью и вздохнула: – И на заказ немного шила, но времени на это не хватало, другие заботы были, – она вдруг съежилась и, обхватив себя руками за плечи, словно ей стало внезапно холодно, откинулась на спинку кресла и замолчала.
Арсению стало жаль эту простую, открытую девчушку, у которой явно в ее молодой жизни было далеко не все так просто. Ему захотелось ее подбодрить, и он, сам не зная зачем, полез в свой небольшой кейс, который стоял на полу у его ног, вынул визитку и протянул ее девушке: