– А ты, милочка, точно умеешь шить?
А когда Света энергично покивала в ответ, то тут же добавила, словно оправдываясь:
– Панбархат – это же не просто кусок простыни. Это, знаешь ли, старинная ткань, и она не каждому подходит. Мне она еще от бабушки досталась. Я если бы Сере в карты не проигралась, ни за что бы не отдала, но…
И тут она спохватилась, побледнела, поняла, что ляпнула лишнее, засуетилась, стала искать пакет, чтобы в него завернуть эту ткань, а сама украдкой поглядывала на гостью. «Ну как же, – мысленно усмехнулась девушка, – умри, но не урони себя в глазах другой, держи марку!» Свете осталось только подыграть мадам, притвориться, что она ничего не поняла. Изображала наивную дурочку, делая вид что ничего не слышит. Ха! Обычный прием умного человека – притворись глупым, и другой человек почувствует себя комфортно! Виолетта повелась на уловку – расслабилась и на ее щеках появился румянец. На прощание она сунула девушке в руку горсть леденцов из стоявшей в прихожей вазочки, словно говоря: «На, соси и получай удовольствие».
«Ой-ой, сколько доброты! Ох уж эти трепетные питерские барышни, чего только не сделают, лишь бы сойти за утонченных, правильных и воспитанных. Комильфо!», – продолжала незаметно усмехаться девушка. – Мыслят по шаблону, совсем горизонтов не видят, берега путают. Считают, что швеи все глупые и недалекие? Или думают, что те, кто умеют шить обязательно должны быть худыми, стройными и… старыми?»
Так думала Света, когда выбежала из подъезда и вприпрыжку спускалась по ступенькам, чтобы через дворы поскорее покинуть этот район. Здесь, в этой части города, совершенно не ощущался дух старинного Санкт-Петербурга. Она поняла это, как только вышла из метро и огляделась вокруг. Это был обычный район с высокими домами-свечками, пусть и новыми, и современными, но безликими и однообразными. Свете даже показалось, что, пока она тряслась в вагоне метро, то переместилась в другое измерение и покинула северную столицу – настолько этот район выглядел так, будто был расположен в другом городе страны. В любом, но только не в Питере. Исчезла старина, появились шик, модерн, новодел. Но полностью исчезло ощущение сказки. Такое странное восприятие.
Девушке вдруг очень захотелось поскорее покинуть это серое и скучное место. Она мечтала вернуться в свой, ставший привычным, город мостов, каналов и фонтанов, где дома, пусть и старые, но такие знакомые, почти родные. Туда, где можно выйти на Невском проспекте, и сразу же свернуть с него на улицу Маяковского. Она бы пробежалась вдоль тротуара по бордюру, который питерцы называют странным словом «поребрик», и вернулась в тетину уютную квартиру.