Глёз сжал голубой кристалл. Он дрожал, но не от страха. От ярости. От боли. От тысяч раз услышанных слов, которые теперь звучали его голосом.
– Ты… не получишь её, – прошептал он, и кристалл ответил волной тепла.
Глёз провалился в память.
Он снова был ребёнком. Сидел на полу в ванной, прижав колени к груди, пока за дверью гремели родительские голоса. В руках – мокрый листок с рисунком: море, корабль, солнце. Отец вчера бросил его в мусорку: «Хватит заниматься ерундой!»
– Ты так и останешься здесь, – сказал Нокс, приняв облик отца. – Слабый. Никому не нужный.
Глёз поднял глаза. Вместо слёз в них горел синий огонь.
– Я не слабый. Я.… другой.
Он разорвал рисунок. Но не от отчаяния – от освобождения. Бумага превратилась в стаю чаек, которые взмыли вверх, разбивая потолок ванной. Вода хлынула из крана, смывая стены, унося Нокса-отца в водоворот.
Глёз вернулся в реальность и шагнул в трещину перед ним. Тьма обожгла кожу, но кристалл в его руке засветился ярче. Внизу, в ядре страха, пульсировал Нокс – чёрный шар с тысячью глаз.
– Ты осмелился? – заревел он. – Я съем твою душу!
– Попробуй, – Глёз разжал ладонь.
Кристалл взорвался голубым сиянием. Вместо того чтобы бить в Нокса, свет обнял тьму, как океан обнимает шторм. Стены трещины задрожали, отражая воспоминания:
– Глёз, прикрывающий Жёнола от обрушившейся колонны в музее.
– Его слёзы, заставившие Кайрона остановиться перед роковым шагом.
– Тихий разговор с Ситом, после которого тот даже улыбнулся.
– Что ты делаешь?! – Нокс забился, его глаза лопались, как пузыри.
– Ты говорил, я только плачу, – Глёз шёл вперёд, и с каждым шагом трещина затягивалась. – Но слёзы – не слабость. Они… правда. А правда разрушает ложь.
Нокс взвыл, сжимаясь в комок. Глёз наклонился, подняв чёрный осколок – последний след тени.
– Я не боюсь быть собой. Даже если это значит – плакать.
Призма вздохнула, трещины на стенах затянулись перламутром. Роза пришла в себя, её шрам потускнел.
– Ты… как? – она коснулась его лица, где высыхали следы слёз.
– Я понял, – он улыбнулся впервые за всё время. – Чтобы победить страх, надо не сражаться, а принять. Дать ему место… но не власть.
Роза рассмеялась, и её смех звенел, как хрустальный колокол:
– Зерал говорил, что это невозможно.
– Зерал не плакал в три часа ночи над разбитой чашкой, – Глёз помог ей подняться.