Многосемейная хроника - страница 41

Шрифт
Интервал


– …тай! – говорила она гневно, и подселенец вздрагивал и читал вслух, да с выражением.

От такой заботы поправлялась Авдотьевна на удивление быстро, даже садиться пробовала. Вот только правая рука еще плохо ее слушалась и потому, чтобы на ночь перекреститься, приходилось ей брать левой рукой правую и так делать все что нужно.

А к июню совсем отошла и даже без палочки до туалета могла самостоятельно дойти. Ногу, конечно, приволакивала, да ведь не в футбол же ей играть…

Однако, хоть и поправлялась старушка, и готовить начала, читать сама не хотела. То есть, конечно, днем, пока Заслонов на работе вкалывал, читала, но вечером все на глаза да на очки жаловалась. А Заслонов уж и не сопротивлялся. Видно, действовал наркотик.

Больше года продолжалось это художественное чтение.

А когда архангелы на белых конях конец света протрубили, начались новые веяния.

Вначале, пришло письмо от Кляузера, в котором он просил комнату его никому не отдавать, а если это будет совсем физически невозможно, то хотя бы книги на помойку не выбрасывать, потому что у него ничего больше нету.

– Живой значит! – собравшись на кухонную летучку, радостно констатировала квартира № 47 и даже, хотя и не очень дружно, выпила по этому поводу. И Заслонов тоже, конечно, выпил, хотя Кляузер был для него личностью легендарной, вроде тех, которым он доски высекал.

На этом собрании, выпимши, сказал Николай Кселофонович Копыткин странную фразу:

– До чего живучи, гады! – но не с осуждением, а вроде как бы с завистью. Хотя чего ему, с его здоровьем бычачьим, завидовать хилому Кляузеру, совершенно непонятно.

И отписали далекому соседу, что кладовая его, как была опечатана, так и стоит и, уж верно, если столько простояла, то и дальше ничего не случится. А книги и вовсе, никому не нужны. Успокоили, значит.

А потом веяния усилились.

Первым, по долгу службы, ощутил это подселенец, Заслонов, человек непосредственно связанный с историческим процессом, поскольку пришлось ему высекать из камня одну фамилию и вместо нее всекать другую или многоточие ставить. Тут-то и понял Заслонов, что значит творить историю своими руками.

Оказалось, что восстановление исторической справедливости требует особого напряжения духовных и физических сил. Именно тогда пришло к нему ощущение и понимание бренности всего сущего. И с этим он смириться никак не мог.