В голове вспыхнула идиотская, романтичная мысль: «Я должен быть там. С ней.» Он сжал кулаки, ногти впились в ладони. Они не встречались, их роман был соткан из сообщений в Facebook, но он представлял, как стоит рядом с ней в тёмном доме, как она прижимается к нему, как он закрывает её от воя ветра, таскает мешки с песком, держит её руку, когда мир рушится. Глупо. Абсурдно. Но так физически реально, что он почти чувствовал её тепло.
И тут же – горькая насмешка над собой. Защитить? Он? Чей опыт выживания – пикник под Серпуховом, где он отбивался от комаров и с трудом ставил палатку? Он бы путался под ногами, паниковал, спрашивал, как включить генератор. Рейчел – Океанская Девочка, привыкшая к штормам, – ей пришлось бы его спасать. Учить. Успокаивать. Он был бы не героем, а обузой. Эта мысль жгла сильнее, чем страх. Он не просто бесполезен – он был бы балластом.
Андрей позвонил утром, голос хриплый, но с теплом, пробивающимся сквозь фирменный цинизм:
– Макс, чёрт тебя дери, ты там жив или все бутылки вискаря опустошил? – начал он, кашлянув, будто откашлял ночной перегар. – Новости видел? У твоей американки там полный армагеддон. Она на связи?
– Нет, – Максим ответил глухо, слова застревали в горле. – Связи нет. Смотрю CNN. Всё рушится.
– Блин, брат, – Андрей замолчал, в трубке послышался щелчок зажигалки и затяжка сигаретой. – Слушай, я понимаю, это… полный ахтунг. Ты сидишь в своей хате, а там у неё… ну, сам видел, яхты по улицам плавают. Но, прикинь, ты говорил, она не слабая. Дом крепкий, подготовилась. Шансы есть, Максимка. Не гробь себя раньше времени.
– Дрюня, я не могу, – Максим сжал телефон так, что тот хрустнул. – Я сижу тут, как дурак, пялюсь в экран, а там… она в этом аду. И я ничего не могу. Вообще ничего.
– Эй, не гони, – голос Андрея стал мягче, но с привычной наглостью. – Ты не дурак, ты влюблённый романтик, это разные категории. Слушай, я понимаю, ты сейчас как на раскалённой сковородке. Но ты не можешь телепортироваться в этот их Сан-Диего. Ты делаешь, что можешь – пишешь, следишь, держишь за неё кулаки. Это не ерунда, брат, это до хрена значит. Она же тебе не просто лайки ставит, да? Расскажи, что там у вас, а то я только твои сопли вижу.
– Она… чёрт, Дрюня, – Максим выдохнул, глядя на пачку Marlboro, будто она могла дать ответ, и поджёг очередную сигарету. – Она мне про Мураками рассказывает, про свои фейлы, про пляж, про чаек, смеётся над моими тупыми шутками. Я ей про дождь в Москве, про наши фейлы в универе, а она… слушает. И ей не всё равно. Я чувствую себя… живым, когда с ней болтаю.