– Ну, хоть взял трубку, – Рейчел попыталась смягчить, но Фиби перебила, её слова полились потоком:
– Взял, да, но ему плевать, Рэйч! Плевать! – Она сжала кулаки, каштановые волосы упали на лицо, скрывая слёзы, которые она пыталась сдержать. – Я сама хотела такого – без обязательств, без привязки. Всё время была этой девчонкой: вечеринки, непродолжительные романы, никаких слёз, никакого «а что дальше?». Свобода, знаешь? Но эта буря… этот чёртов ураган всё перевернул. Я сидела в темноте, слушала, как дом трещит, и думала: если я умру, раздавленная этой крышей, Тайлер даже не заметит. Ему всё равно, что я тут чуть не утонула. А я… я, дура, ждала, что он хоть спросит, как я.
Рейчел присела рядом, положив руку на плечо Фиби. – Фибс, ты не дура. Ты просто… почувствовала, что хочешь большего. Это нормально.
– Нормально? – Фиби горько усмехнулась, вытирая глаза тыльной стороной ладони. – Я всю жизнь бегала от этого «большего». А теперь смотрю на тебя, с твоей дурацкой влюблённостью в виртуального парня, которого ты даже не видела, и думаю… чёрт, может, я тоже хочу, чтобы кто-то называл меня «Океанской Девушкой» и писал, что я сильная, когда всё рушится. Но Тайлер? Он даже не знает, как я выгляжу без макияжа. И ему плевать.
– Может, это не про Тайлера, – тихо сказала Рейчел. – Может, это про тебя. Буря поменяла тебя, Фибс. Ты теперь знаешь, чего хочешь. И это не клубы и мартини.
Фиби посмотрела на неё, её зелёные глаза блестели от слёз, но в них появилась искра решимости. – Знаешь, Рэйч, ты права. Эта буря… она как будто снесла все мои стены. Я устала быть крутой девчонкой, которой всё равно. Хочу, чтобы кто-то волновался за меня. Как твой русский волнуется за тебя. – Она слабо улыбнулась. – Если твой русский ответит, скажи, что он мне должен кофе. За то, что ты сияешь, пока мы тут по колено в грязи.
Рейчел рассмеялась, чувствуя тепло от слов подруги. Она сжала телефон, где 2G-связь мигала, как слабый пульс. Интернет так и не вернулся, но звонки проходили – хрупкая ниточка в мир. Она набрала маму в Омаху, чувствуя, как горло сжимается от усталости и облегчения.
Мама сняла трубку на втором гудке, её голос, пропитанный типичной для Омахи смесью сердечности и беспокойства, дрожал:
– Рейчел, моя девочка! Слава богу, ты жива! Я всю ночь глаз не сомкнула, новости смотрела – там такое творилось! Ты в порядке? Дом цел?