Центурион всегда использует эту тактику. Первый удар – предупредительный. Второй уменьшит количество зубов заключенного. Третий выбьет из него все дерьмо. Четвертый…
Не будем об этом.
– Молчите, – елейным, будто ласковым голосом продолжает Креон Прэтор, – если вы не желаете поведать нам подробности, то сделаю вам одолжение: запишем, как есть. Вы отправитесь в шахты. Это тяжкий труд, он не каждому под силу, да и «изнаночников» там не любят. Нигде не любят. Вы, надо думать, уже оценили теплый прием…
– Я невиновен, – скулит Мануций, – я не такой. Клянусь…
– Qui tacet, consentire videtur, – с тяжелым вздохом произносит Прэтор, и обращается уже ко мне, – пишите, Велатус: ex lege…
– Нет, постойте! – не выдерживает заключенный. Он весь подбирается, и в нем вспыхивает, казалось бы, давно угаснувшая искра жизни. Видать, содержание в «Карсум Либертатис» и правда не пришлось ему по вкусу. «Теплый прием», о котором говорил Креон, сильное преуменьшение правды. Бедняге Мануцию, скорее всего, уже довелось испытать на себе все прелести презрения охраны и других арестантов.
– Ладно, – выкрикивает Мануций, – ладно-ладно-ладно! Я сам туда это засунул, хотел спрятать! Но я никогда не занимался изменой плоти. Мы использовали это с женщиной…
– Отлично, – удовлетворенно говорит Креон, – Велатус, пишите: имя женщины, возраст, статус в «Бенефиции»…
– Нет, – умоляет заключенный, – пожалуйста. Не надо. Я не скажу вам, кто она. Она… она законопослушная гражданка. У нее уже есть дети, мы просто не хотели…
Мерзкий кусок дерьма – думаю я, поражаясь внезапно охватившему меня гневу.
В такие моменты я искренне жалею, что связал свою жизнь с «Фациес Венена», и, конечно, что мне «посчастливилось» стать помощником дознавателя. Как правило, меня не трогают плаксивые речи заключенных, но трусость и лицемерие Деция Мануция по-настоящему отвратительны. Он не скажет имени сейчас, но сделает это позднее. В любом случае, личность женщины вскроется и ничего хорошего ее не ждет.
Деций и сам это понимает.
Но слов нельзя вернуть назад.
– Ее имя, – повторяет Креон, и добавляет мягче, – не беспокойтесь, Мануций. Если она действительно законопослушная гражданка, мы все проверим и отпустим ее с миром.
Арестант вдруг взрывается:
– Да пошли вы нахер! – орет он и его голос дребезжит, отражаясь от металлических поверхностей и гулких бетонных стен, – это не ваше собачье дело! Не ваше! Да, мы не хотели детей! Потому что она уже свое отработала, и еще один рот…