Кажется, я злюсь на нее за этот поступок куда сильнее, чем думал. Злюсь, что она бросила его – беспомощного, нежного, уязвимого ребенка. Мы-то с отцом способны справляться и сами. Или нет. Отец – нет.
Иначе не захотел бы привести в наш дом другую женщину и утешиться в ее объятиях.
Я впервые допускаю мысль, что он не такой сильный, каким я его всегда считал.
– Ты не сердишься? – осторожно спрашивает отец. Он выбрасывает окурок в окно и поглаживает руль. Кожа его перчаток скрипит об оплетку. Его перчатки – напоминание о том, кем мы были и кем стали. Дедушка сам шил перчатки и разносил по домам, по крупице выстраивая семейное дело, чтобы его дети и внуки жили в городе моторов, как короли, и процветали. Вопреки всему. Он любил это повторять, разглагольствуя о трудном пути из нищих европейских эмигрантов в американскую промышленную элиту.
Я помню его истории. Потому – нет, я не сержусь. Я верю, что отец поступает правильно.
– Нет, – отмахиваюсь я. – С чего бы?
– Винсент, – отцовский тяжелый, строгий взгляд пригвождает меня к месту.
Я вжимаю голову в плечи. Меня обижает его недоверие. Я не Тоби. Я умею держать себя в руках и прекрасно понимаю, как устроен мир. Но отцу тяжело поверить в мое смирение. Он в курсе, что иногда я из любопытства почитываю мамину Библию, и советует «не увлекаться». Дело не в этом. Он отказывается признать, что мне хватит мудрости увидеть в его поступке скрытый смысл вовсе не из-за того, что я с чего-то вдруг проникся христианскими идеями о всепрощении или чем-то подобным. Он ждет всплеска эмоций. Любой другой на моем месте разгневался бы и счел новость о скорой женитьбе предательством.
Если уж на то пошло, то это мама предала нас.
– Так будет лучше для всех, – заверяю я и выдвигаю свои доводы: – Тоби нужна мать, а тебе, надо думать, жена.
Отец вздыхает и качает головой. Он выуживает из пачки еще одну сигарету, продолжая испытующе смотреть на меня, будто подначивая. Это сбивает с толку. С детства ко мне предъявляли совсем иные требования – быть ответственным и старательным, не болтать попусту, получать хорошие отметки в школе, ценить те возможности, ради которых дед и отец когда-то гнули спину. Сейчас отец ждет чего-то другого. Я не понимаю чего.
– Даже не спросишь, кто она?
Я пожимаю плечами.
– Она хорошая женщина, – заверяет отец, словно виновато, и наконец отводит взгляд. Он сдается.