Что бы это ни было, Лукас инстинктивно понял, что нужно немедленно бежать домой. Он уже хотел было развернуться, как заметил горящие в темноте жёлтые глаза. Лукас нервно сглотнул, чувствуя, как его прошиб холодный пот. Они были посажены слишком далеко друг от друга, чтобы принадлежать зверю. Звук повторился, напоминая гортанный, рокочущий иностранный язык. Глаза поднялись выше, и вот уже возвышались в кроне дуба на несколько аршинов выше головы Лукаса. А затем существо вышло из тени. Ветви деревьев с треском ломались, и Лукас чувствовал, как всё внутри сжимается от страха.
– Боже милостивый…
Этого просто не могло быть!
Он читал о них. Слышал народные предания. Посмеивался над ними вместе с другими рыцарями и солдатами.
И Лукас бросился бежать. Он мчался со всех ног назад, к своей хижине. Назад, к Ясмин.
– Дорогая, не выходи из дома… Ясмин… Прошу тебя, сиди здесь…
За его спиной доносились гулкие шаги и приглушённое рычание. Даже не оглядываясь, он понимал, что погоня уже совсем близко. Едва не споткнувшись о лежавший в траве окорок, он уже почти добрался до порога дома. Изнутри слышался лай Ремо.
Внезапно звуки позади него затихли, и Лукас осмелился обернуться. Пронзительное шипение. Всполох пламени в кромешной темноте. А затем жар и мгновенная вспышка обжигающей боли, в тысячу раз сильнее безжалостно палящего солнца над Акконом, на смену которой приходит вечный покой.
Дверь хижины отворилась и раздался голос Ясмин, заглушающий лай Ремо:
– Милый, что случилось? Почему ты крича…
Слова застыли у неё в горле. Оцепенев от ужаса, она наблюдала, как её муж тлеет в огненном вихре. Закричав, она вбежала в дом и дрожащими руками заперла дверь. Ремо разрывался от лая. Едва разбирая дорогу, она ринулась к чёрному ходу. Лукас со свойственной ему предусмотрительностью сделал там потайную дверь и спрятал её за книжной полкой. Ясмин рывком отодвинула полку и выбралась наружу.
Сзади слышался грохот и рёв, земля под ногами дрожала, а лай Ремо сменился коротким визгом, после чего резко затих. Ясмин бежала так быстро, как только могла. Слёзы обжигали глаза почти с такой же невыносимой болью, что и приближающиеся языки пламени. Раскатистый треск заставил её обернуться.
Их хижина, маленький амбар и кладовая для инструментов – всё было охвачено бушующим огненным штормом. Вся её жизнь была уничтожена за считаные мгновения.