В тот же момент из-под машины вылезла испачканная моторным маслом рука и попыталась ухватить Привольнова за штанину.
– А-а-м!
Жорик отдернул ногу:
– Ты, что ли, Васька?
– Я, – изрек из-под машины самодовольный голос. – Зачем я тебе понадобился?
Хотя штанина была чистой, Привольнов зачем-то отряхнул ее:
– Нужен ты мне. Поговорить хочу. Вылезай давай!
– Подожди минутку, – вновь раздался из ямы голос. – Стартер сейчас сниму. Здесь болт заклинило.
Жорик вышел из гаража и стал ждать. Пять минут спустя из ямы вылез чумазый, улыбающийся Васька.
В детстве у Широчкина была такая же кучерявая шевелюра, как у Володи Ульянова на октябрятском значке. С годами он так же, как Владимир Ильич, облысел, но на него совсем не был похож, скорее смахивал на Тараса Бульбу – нос картошкой, щеки – пряники, и на голом черепе – оселедец. Человеком Васька слыл общительным, нрав имел веселый, неунывающий, за что и нравился Привольнову, да и не только ему, а многим собратьям по бутылке.
– Но красавец, красавец! – раскинул Шира руки. – Ишь, вырядился! Я издалека тебя и не узнал. Принял за налогового инспектора. Сижу в яме тихо, боюсь нос высунуть. Чего хотел-то?