В общем – на фоне всех, кого уже повидали, красные казались злом знакомым и, главное, злом измеримым. В разговорах, что ходили по городу, – а Анатолий, подторговывавший на базаре то мылом, то лампочками, то ещё чем-нибудь из бесхозной, всё равно почти не работающей городской электрики, имел возможность многое слышать, – одна фраза звучала достаточно часто. Что, мол, большевики, конечно, очень себе на уме люди, но, по крайней мере, порядок наводить умеют. Да, за три недели правления Пятакова и Бош в начале прошлого года кого-то и постреляли. Но порядок был. А поскольку сейчас все их идейные противники из Киева давно подались – те, кто боролся с коммунистами с оружием в руках, давно или расстреляны, или бежали вон, к Деникину, – то, почитай, и «упорядочивать» тут больше некого. Те, у кого есть что реквизировать, тоже давно смылись вместе с богатствами своими; остались как раз те, кто на свои живёт…
Зато красные прижмут к ногтю распоясавшихся селюков, из-за банд которых, почитай, вся Малороссия полыхает. Бандюг перестреляют, которые настоящий ночной террор в городе установили. Да, главное, от этих петлюровцев загородят, которые совсем недалеко, за Житомиром, вместе с Галицийской армией злодействуют.
Но когда большевики пришли…
«Свадьба в Малиновке», понятно, ещё не была снята, но уже привычные к смене режимов киевляне сразу же постарались «прибедниться». Женщины сменили меха и шляпки на шерстяные платки, мужчины вместо шуб стали носить солдатские шинели и поношенные пальто попроще.
Однако красное руководство этим было не обмануть. Буржуазия была врагом по определению. Так что встречали-то по одёжке, а вот провожали – нередко на тот свет – по классовому признаку. Как то и заповедовало «единственно верное учение».
Первым делом на весь Киев была наложена контрибуция в размере 100 млн рублей, увеличенная в мае до 200 млн рублей. Рабочих, понятно, это никак не касалось, а вот самые богатые из оставшихся в городе – ранее не сбежавшие или не успевшие сбежать купцы, владельцы предприятий и домов – были арестованы в качестве заложников. Если оказывалось, что кто-то из них бежал, арестовывали членов семей – жён, братьев, взрослых детей.
Заложничество вообще практиковалось красными весьма широко.
Затем шли «повинности». Это когда надо было сдавать излишки белья, одежды, мебели и прочего имущества. Частично это добро шло на обустройство советских учреждений, частично просто мародёрилось для собственного потребления. Рояли, пианино и другие музыкальные инструменты, швейные и пишущие машинки подлежали в обязательном порядке регистрации «на предмет национализации» у «нетрудовых элементов».