Надо же было поругаться в пять утра. Всего лишь поторопил, а она поджала губы и два часа в отместку выжимала из педалей крейсерскую скорость. Давай, мол, поспевай теперь, раз торопил.
Наш маленький Tour de France пролегал по самому непопулярному из живописных маршрутов: так сильно не хотелось делить лавандовые поля с посторонними.
Осень в Прованс не торопилась. Солнце беспощадно топило запал утренней обиды, все замедляя и замедляя. Остановилась. По шее к ключицам стекали капельки пота.
Главное вовремя сдернуть с постели покрывало. Я расстелил его под деревом, благодарный, что оно здесь появилось ровно к зениту.
Жара стрекотала оркестром невидимых насекомых, миражом расплывался по воздуху упоительный запах разнотравий, такой густой и свежий, что его хотелось выпить большими глотками. Дышалось пьяно, голова кружилась.
– Boire.
Ее языка не всегда хватало, чтобы разъясняться, но ее улыбка покупала на рынке самые спелые фрукты и самое лучшее домашнее вино.
Сидели молча, морило.
– Dormir? – Мой язык спотыкался о каждую букву, она усмехнулась. Солнце припеклось на ее скулах, рассыпалось веснушками по щекам и щекотало волосы сквозь крону нашего убежища.
Поерзав, умостила голову мне на колени и все равно отвернулась – не разобиделась еще за утро. Сон оседал на веках, тело вибрировало, благодарно впитывая силу. Сползал по стволу уже в полудреме.
– Ложись уже, – буркнула недовольно. Главное вовремя сдернуть с постели покрывало. Главное достаточно робко коснуться плеча и, не получив отказа, спуститься по руке до пальцев.
Впитаться – в медную от загара кожу. Напиться пульсом на шее, усмехнуться неровному вздоху. Без спроса на интервенцию, едва касаясь, преодолеть расстояние от колена и выше.
– Я все еще жду извинений. – Вот ведь маленькая лгунья. Сама растеклась уже, вся отворилась.
– Я извиняюсь, – и расстегиваю ремень ей на шортах, пальцами читаю ее бедра, спускаюсь и погружаюсь. Вся мокрая, благодатная, подается навстречу, как будто случайно.
Медовая, сладкая, дышит все чаще, аккомпанируя музыканту.
– Ну не здесь же… – ее здравый смысл не уступает.
Настойчиво наступаю. Побить меня на моем поле ей ни за что не удастся. Она и согласна. Запрокинув голову, глазами ищет пощады.
Я прерываюсь. Смыкаю пальцы на ее горле. Капитулирует, умоляет.
Ее языка не хватало, чтобы разъясняться, но мой язык ей был понятен с полустона. Капризная, колючая, а теперь жалась ко мне, как щенок.