Белый мусорный самосвал во дворе закрыл кузов, и Машинист спустился вниз. Маска повернулся, как марионетка, достал капсулу и ввёл себе иглу в вену.
– Нужно оставаться на своём месте – вот что такое химия. А не мир, что исчезает, как шагреневая кожа. Когда пройдёт неразбериха с вирусом, он будет выглядеть совсем другим.
– Однако, ты, Маска, всё равно такой как есть, – незаметно из соседней комнаты вышел Седой.
– Смотри, у тебя перхоть, – засмеялся Маска, – возьми машинку, сбрей затылок, он седой.
– Ты шутишь. Знаешь, что я такой с детства. И это не парик.
– Это всё, на что способен твой мозг? Не больше, чем у Машиниста.
– Осторожно. Ведь вирус и там уже спит, ты не буди. И будем с миром.
– С миром?! – воскликнул Маска. – А это ты видел?
Маска достал пистолет-термометр, щёлкнул им в лоб Седому:
– Вот твоя температура!
Потом Маска разрезал полиэтиленовую бутылку и стал дышать в неё как в респиратор:
– Вот остужающее.
– Ты психуешь, Маска.
– Ах так! Я ем горошек. У-у-у-у. И теперь соблюдай дистанцию. Сейчас Машинист свой самосвал хотел в моём коридоре поставить.
– Маска, что за психоз? Это детская сцена. Замолчи, замолчи. Дыши в подушку.
– Не могу я так просто сидеть, лежать. Я заболею. Через час у меня поднимется температура. Вирус проникает во всё. М-м-м, целую тебя, напишу тебе оду, поставлю тебе памятник. Это не новация. А поиск ушедшего потерянного времени, забытой секунды, там, где оступились я и ты, и уже нет той дороги.
– Может, тебе напомнить об африканском танце или о зомби от ядовитого растения? Не заставишь меня курить тростник. Я серьёзно. Будь вежлив. Не тыкай мне вслед, соблюдай дистанцию, мы совсем чужие люди.
– Да, да, – засмеялся Маска. – И Машинист поставит в твоём коридоре танк и станет буксовать. Тебе плохо, Седой. А я ничего не знаю.
– Мне было плохо от кредитов. А сейчас другая напасть – коронавирус и мошенники, что зарабатывают на нём. Лечить – дело медиков. COVID-19 – так называется эпидемия. Ведь умирают каждый день во всём мире, закрыли церкви, школы. И ковидиоты выстроились за каждой дверью и не дают пройти – вот страшно, вот отчего давление, вот отчего температура. Это не корица, не куркума, чего нет для поправки.
Маска зажал свой рот руками, ушёл к себе в комнату, снял маску и закрыл глаза. Теперь в его воображении стояли верба, потом цветущая вишня, мамино душистое мыло и ягодный кисель.