Кафе «Бриз» встретило Максима мягким звоном колокольчика над дверью и густым ароматом свежесмолотых зерен. Он выбрал столик в глубине зала. Полуденный свет, пробиваясь сквозь кружева занавесок, рисовал на деревянной столешнице дрожащие узоры. Кофе – крепкий, почти горький, с едва уловимой нотой кардамона обжёг губы, вернув на мгновение ощущение реальности. Он равнодушно пробежал взглядом по помещению и увидел ЕЁ.
Первое впечатление было подобно удару молотком по нервам. Она сидела в пяти метрах от него. Максим на мгновение замер, будто столкнулся с чем-то запретным.
Волосы – не выкрашенные в кислотные оттенки, не уложенные в сложные конструкции, а просто рассыпавшиеся по плечам каштановыми волнами, местами выгоревшие до золота. Руки – без наращённых ногтей, без колец, только тонкие браслеты, позвякивающие при каждом движении. Лицо – без слоя тонального крема, лишь лёгкие, почти незаметные веснушки у переносицы и едва розовеющие от смущения щёки. Но больше всего его поразили глаза. Голубые. Не холодные, а тёплые, как море утром, когда солнце только поднимается над горизонтом. В них читалось столько жизни, что Максим невольно сжал кружку, чувствуя, как в груди что-то разгорается. Он как завороженный смотрел на нее не в силах отвести глаз.
Она что-то записывала в телефон, потом вдруг склонилась над экраном: губы сжаты, но уголки дрожат, брови взлетают вверх, пальцы беспорядочно барабанят по столешнице, затем – смех. Не тот искусственный, что он слышал в баре от Инны, когда она заигрывала, а настоящий, взрывной, заставляющий её прикрыть рот ладонью, но не смолкнуть.
Чувство легкой зависти кольнуло Максима.
«Она может радоваться. Просто так. Без причины. А он? Когда он в последний раз искренне смеялся?»
Максим окончательно потерял интерес к своему заказу и сконцентрировался исключительно на очаровательной незнакомке: как она прикусывает нижнюю губу, когда сосредоточена, как прядь волос постоянно выскальзывает из-за уха, и она с лёгким раздражением закидывает её обратно, как она обмакивает вилку в соус, прежде чем отправить кусочек салата в рот, и потом облизывает губы, словно ребёнок.
Каждое её движение было естественным. Никакой игры, никакого расчёта. Максим понимал, что просто неприлично так откровенно пялиться и пытался отвернуться, но взгляд снова и снова возвращался к ней.