– Алло? Есть кто-нибудь?
Тишина. Слишком густая, чтобы быть случайной. Её кормили здесь. Её разводили, как бактерии в пробирке. Тишина была частью терапии.
Я прошлась по палате. Два шага к окну. Оно матовое. Не распахивается. Только впускает свет. Но не воздух. Свет тут, как декорация. Как иллюзия, что снаружи всё ещё существует мир.
Я коснулась стекла. Оно не дрожало. Оно было равнодушным. Как он. Как Владимир, возможно, когда читал на суде свои фразы о моей «психической нестабильности». Как он, когда подписывал бумаги. Как он, когда… выбирал, кого оставить – себя, контакт с японцами или меня.
Он выбрал власть.
Он выбрал контроль. И я – помеха. Я – слабое звено в его истории успеха. Владелец компании, примерный муж, человек с репутацией. А я – женщина, которая ушла. Которая стала неудобной.
Мне хотелось разбить это стекло. Кинуть в него крик. Замахнуться рукой. Ударить. Или хоть что-то настоящее. Потому что я – настоящая. Я дышу. Я чувствую. Я страдаю.
Я не сломалась, Владимир. Даже здесь. Даже сейчас.
Я опустилась на край кровати. Обняла колени. Дыхание стало частым. Не от паники, от боли. От обиды. От унижения…
Я вспомнила лицо Глеба. Его руки. Его голос. Его молчание, когда он не перебивал. Его взгляд, когда он впервые увидел меня не как клиентку, а как женщину. Ту, которую хочется оберегать.
Он не знает…
Он не может знать. Я исчезла, как нитка, выдернутая из шва. Будет-ли он искать?! Я верю. Он – будет.
Но сколько времени пройдёт? Сколько дней я пробуду в этом белом аду, прежде чем кто-то поймёт, что меня нет?
Марта… Она не поверит, что я просто уехала. Она знает меня лучше, чем я себя. Она услышит. Она заподозрит. Она поднимет чертей. Я верю.
И всё же… Я одна.
Сейчас. Здесь. Одна.
Я вспомнила Алину. Её глаза в последнем видеозвонке. Сдержанные. Взрослые. Почти чужие. Я тогда боялась расплакаться. Боялась показать ей, что мне страшно. Что я не всесильная. Что я тоже могу быть уязвимой.
Что, если она подумает, что я сбежала? Куда? Зачем? Без разницы… Что просто устала? Что выбрала тишину?…
Нет. Она должна знать. Она поймёт…
Мысли метались в голове, как рой пчел. Но я продолжала верить и надеяться.
Мой взгляд скользнул по палате. Может ли эта комната быть символом? Или это просто камера? Где меня будут «исправлять» – таблетками, уговорами, вопросами? Где заставят сомневаться в себе? Где разложат мою личность на полочки и скажут: «Вот, вы страдаете от посттравматического расстройства. Это нормально. Просто попейте курс. И не думайте больше.»