Я спрашивала ее в минуту откровенности:
– Мама! Почему ты не скажешь папе Вите, чтобы он перестал так безобразно пить?
– Дочка! Я мусульманская жена и не могу указывать своему мужу. Если сделаю ему замечание, то он может выгнать меня отсюда. И куда мы с тобой тогда пойдем? Задумайся об этом.
Друг нашей семьи Фима тоже знал про мамины близкие отношения с охотниками, но никогда не комментировал их, проявляя интеллигентскую тактичность. Он как-то мягко сторонился ее по этой очень существенной причине. По крайней мере в моем присутствии они ничем не проявляли и не возобновляли свою давнишнюю интимную связь. Фима из-за чувства своей вины перед ней, а мама из обиды за несостоявшуюся артистическую карьеру.
Мама обоснованно считала себя очень красивой светской дамой, достойно одевалась и горько сожалела, что ей не удалось закрепиться в городе, где она мечтала стать известной звездой сцены. Была очень высокого мнения о своих художественных способностях и без ложной скромности называла себя:
– Я актриса без театра.
Поэтому здесь в лесной глуши она как бы наверстывала упущенные творческие возможности, а я ради интереса собирала ее отдельные сексуальные эпизоды и постепенно монтировала полноценный видеофильм с озвучкой. Он уже почти достиг такой же стандартной длительности, как и все другие подобные импортные фильмы. Мы с ней вдвоем внимательно просматривали снятые кадры, обсуждали и отбирали самые откровенные, а слабые удаляли.
В процессе совокупления она незаметно для партнера смотрела в объектив камеры, меняла выражение лица с очень удивленного до чрезмерно восхищенного, с улыбкой задирала кверху свои хорошие ножки, заламывала руки и художественно стонала в микрофон, который был установлен в люстре над кроватью. Иногда мама игриво говорила особо симпатичному кавалеру:
– Я люблю все делать красиво. Давай-ка начнем еще раз с самого начала!
Они отстранялись друг от друга и повторяли начало своего общения как самые настоящие артисты с признаниями в любви, картинными объятиями и стонами, медленным проникновением в ее воронку наслаждения вначале и бешеной долбежкой этой норы в конце. Второй раз остановить мужчину было практически невозможно, и вырваться он не давал. Сильно напрягаясь и тяжело дыша, он доходил до приятного финиша, а мама обычно как артистка художественно имитировала оргазм, но порой она тоже чувствовала натуральный экстаз, если мужик задевал у нее какие-то внутренние струны чувствительного женского организма.