А то, что остается неинтегрированным, заколдовывает нас и становится ужасным и пугающим. Людей всегда завораживали вымышленные персонификации этого явления: Мефистофель, Дракула, Дарт Вейдер. Деструктивный, движимый собственным эго Хитклифф из романа «Грозовой перевал» Эмили Бронте – это теневая сторона желанного и раскованного викторианского любовника. А мистер Хайд – теневая сторона викторианского джентльмена, который по ночам становится злодеем, сам не осознавая этого. Одержимость есть следствие именно такой неспособности интегрировать обе стороны себя: Джекилл/Хайд Стивенсона, Отелло/Яго Шекспира, Одетта/Одиллия из «Лебединого озера». То, что подавляется, неизменно прорывается наружу в виде симптомов обсессивности, которые эксгумируют именно то, что мы так старались похоронить.
Задача подружиться с тенью больше похожа на борьбу Иакова с ангелом, чем на убийство Давидом Голиафа. То, что мы исключаем, убиваем, никогда нас не отпустит. То, что мы включаем, с чем работаем, не может иметь над нами никакой власти. Интеграция тени ставит нас на порог этого выбора между жизнью и смертью. Не работая со всем без исключения содержимым своего бессознательного, мы можем возвести вокруг него непроходимый барьер. И это для нас великая потеря, ибо в нем содержатся чудесные несметные сокровища, как личные, так и коллективные. Это все равно что одновременно лишиться и шкатулки с фамильными драгоценностями, и городского музея.
Именно страхом перед тенью, живущим внутри нас, объясняется человеческая склонность к предрассудкам, войнам, поиску козла отпущения и насилию. Те, кто слишком напуган даже для того, чтобы осознавать собственные абсолютистские наклонности, зачастую громче всех клеймят представителей правого крыла. Страх перед собственной тенью заставляет найти мишень в людях, которые выглядят как эта тень. Из-за этого страха мы проецируем архетип зла на других, позволяя себе отвергнуть их или даже уничтожить. Как печально-иронично, что эго Ахава из романа «Моби Дик», которое для победы должно было убить то, что причиняло ему боль, в конечном счете погибает, потому что смертельно раненный кит, уплывая, вдребезги разбивает хвостом лодку.
Мы часто маскируем свою тревогу, чтобы нам было легче с ней справиться. Проще сражаться с чудовищем, у которого есть лицо и имя. Монстры в книгах и фильмах существуют именно для того, чтобы у наших тревог и беспокойств был фокус. То же самое относится и к нашим предрассудкам: с разными «чурками» и «косоглазыми» разделаться проще, чем с человеческими существами.