Справедливости ради стоит отметить, что и сам Виталий не был человеком, абсолютно неспособным к принятию самостоятельных решений. Его профессионализм был на очень высоком уровне. Он и сам в своей работе делал все так, как должно. Толик лишь помогал значительно ускорить процесс расследования тех или иных преступлений, раскрытие которых поручались Виталию и с которыми он в частном порядке делился со своим бывшим одноклассником. Можно сказать, что появление Анатолия в судьбе нерадивого капитана (ну, нерадивым его больше никто не считал) в большей степени всего лишь поспособствовало выведению его из того депрессивного состояния, в котором Виталий пребывал последние четыре года. С того самого момента, когда его семейная жизнь дала трещину. В тот период он сам перестал узнавать себя. Ему многое перестало быть интересным, он обнаружил, что в одночасье лишился способности к творческому мышлению. Практически все, что ему поручали в последнее время, казалось не просто неразрешимым для него лично, но и просто настолько скучным, что браться за какое-либо дело всерьез совсем не хотелось. Однако, его новый (или старый?) приятель со своим чудесным даром сумел как-то сорвать с Виталия эту его липкую маску апатии. Невероятная Толикова способность обрисовывать картину уже свершившихся событий так поразила Виталия, что он снова ощутил в себе желание самостоятельно браться за разрешение сложных задач. Что же это он, думал Виталий, сам не в состоянии приоткрыть завесу над чем-то, что поначалу кажется абсолютно тайным или же просто не вполне очевидным? Эти мысли, буквально, встряхнувшие его, достаточно скоро заставили его снова ощутить вкус к жизни, заставили вновь проявить интерес к своей работе, которую он с самого начала своей трудовой деятельности очень и очень ценил. Их совместные с Анатолием разбирательства, их копание в делах, сложных и простых, запутанных и не очень, их споры о правдоподобности мотивации предполагаемых преступников стали для них обоих чем-то наподобие спортивного соревнования между двумя мужчинами, когда две противоборствующие стороны пытаются доказать друг другу собственную правоту рассматриваемого ими. Но если Анатолий представлял последовательность определенных событий одним единственным образом (его видения по конкретному делу не позволяли ему ни на шаг отклониться в какую-либо иную сторону), то Виталий всегда начинал оспаривать первую (и единственную) версию своего товарища. Ему казалось неправильным сразу же, вот так, не оглядываясь, бросаться по предложенному его товарищем следу. Стоило, всегда настаивал Виталий, рассмотреть и другие возможные вероятности. Оценить их все, а уж затем, отбросив лишние, опираться на одну основную. Правда, в конце концов Анатолий всегда (пока, во всяком случае) оказывался прав. Но и он соглашался с доводами Виталия, когда тот говорил, что не вправе в каком-либо конкретном деле не рассматривать и иной ход развития ситуации. Так, за их дружескими спорами, когда один утверждал одно, а другой пытался найти хоть какое-то несоответствие в рассуждениях первого, определялся верный путь, по которому уже сам Виталий и шел дальше, предпринимая все необходимые действия, ведущие к раскрытию преступления. Но в том, что именно эти беседы с Анатолием не давали ему отвлекаться на другие возможные направления в его предстоящих поисках, Виталий отдавал себе полный отчет. И был искренне благодарен другу за его помощь.