Кошечка наша еще ладно. А вот собачка боялась громких звуков – просто до безумия. Сразу начинала метаться и прятаться. Такие уж эти шнауцеры отважные до обморока. Не бойцы, одним словом. Если сидит дома, а на улице грохот, то сразу забирается под кровать и оттуда храбро скулит. И даже смело воет.
Вот, чтобы собачка не боялась одна, когда мы громыхать будем, ее, конечно, взяли с собой. Ну, это такая логика слегка подвыпивших людей. Собачке страшно когда за окном пиф-паф, а если пиф-паф над головой, но рядом хозяева, то ей будет хорошо!
Но собачке не стало хорошо. Ей стало еще страшнее. Тем более: громыхало со всех сторон. И собачка сломя голову унеслась в черную морозную ночь в неизвестном направлении.
А на улице минус двадцать, даже минус двадцать пять, потому что в ночь холодает. К утру будет минус тридцать и домашняя собачка на улице просто замерзнет насмерть.
А мы ее очень любили!
Вся компания моментально протрезвела и кинулась по улицам городка с криками : "Теська, вернись, мы все простим!". Встречным знакомым ситуация вкратце обрисовывалась, и через час по улицам бегала уже сотня человек в поисках собаки.
А ее нигде не было!
Папенька мой оптимист. Он сразу сказал: "Волки съели!". Братишка надрывно заревел. Собака была его, хотя любили ее мы все ничуть не меньше. Отец вздохнул, выпил рюмку водки для сугреву и опять пошел искать нашу четверолапую пропажу.
Светало.
Все набегались, замерзли и отчаялись.
Братишка опух носом и глазами от непрекращающихся рыданий.
Поисковики были злые, трезвые и категорически замерзшие. Некоторые приморозили уши и щеки. Но уныние наползало все больше. На таком морозе, да еще несколько часов! Шансов у собаки оставалось все меньше.
Никто не праздновал. Все грустили. В восемь утра поиски прекратились, плавно перейдя в тризну. Все вспоминали, какая красивая и умная была собака и обещали малому подарить еще одну, ничуть не хуже.
В десять утра в дверь слабо поскреблись.
Когда мы открыли, то зарыдали от счастья. Там стояла наша Теся с покаянно опущенной мордой. Она была целая, здоровая, вполне теплая и даже не похудевшая.
По нашим более поздним размышлениям, она с испугу заскочила в какой-то подъезд, откуда выходили на улицу люди. А потом просидела там у теплой батареи до самого утра. Возможно, жители подъезда ее даже чем-то угощали, судя по виновато-довольной морде и округлившемуся животу. А утром, когда люди снова потянулись на улицу, где уже никто не стрелял, наша радость вышла и потрусила домой.