И пока представитель одного из древних семейств Стоунвилля обдумывал завещание, его лечащий врач вернулся в свой кабинет и сделал вызов на сохраненный у него без имени номер телефона.
– Я думаю, Де Вромм готов и пойдёт на что угодно ради пересадки.
Принявший этот вызов человек поспешил сообщить о нём своему начальнику, на что Артур Дюкро распорядился найти исполнителей. Его рабочий день подошёл к концу, и на выходе из здания совета городского правления Артур прошёл на закрытую стоянку и велел водителю ехать в особняк Де Вромма, где спустя полчаса у него состоялся спор с владельцем дома.
– Эмерик, послушай меня. Ты должен пойти на это, других возможностей просто нет, как и у тебя нет времени ждать их! – требовал Артур.
Он уже выходил из себя, и даже изысканный коньяк и сигара, которыми он без стеснения угощался в доме Де Вромма, не гасили его вспыльчивость. Артур и Эмерик были погодками, дружили со школьной скамьи, закончили одно учебное заведение, и им повезло в этом, ведь принадлежность ко двум старейшим семействам в городе и необходимость делить сферы влияния очень часто сталкивала как их самих, так и их предков, но, в отличие от них, этим мужчинам удавалось уладить миром конфликты в неизбежном отстаивании интересов.
– Ты уговариваешь меня пойти на преступление, – произнес Эмерик.
Хозяин дома был настигнут гостем в своём рабочем кабинете. Тот уже был местами переоборудован под ограниченные возможности Де Вромма, который хоть и тепло встретил Артура, но уже начал уставать от их встречи, в отличие от его бодрого и энергичного друга. Им обоим в прошлом году исполнилось тридцать пять.
– Верно, я пока что уговариваю тебя, – согласился с ним гость и, подойдя к сидевшему в инвалидном кресле Эмерику, наклонился и сжал его плечо. – И если ты дальше будешь настаивать на верховенстве закона над твоей жизнью, то я пойду на вынужденные меры по твоему спасению. На днях у тебя будет донор.
Внешность Артура часто не вязалась с его характером. Его решительность и упорство соседствовали с мягкими чертами довольного жизнью тусовщика, и даже взгляд не обладал той цепкостью и жёсткостью, что была у Де Вромма, и тем не менее Эмерик не обманывался на счёт друга.
Он знал, что тот не бросает слов на ветер, но, кроме усталости, ничего не чувствовал. Взгляд Артура поверх его головы подсказал, что друг заметил состояние Эмерика, чей цвет ауры стал прерывистым и бледным. Мерцал, как затухающий фитиль.