Когда отец покинул сыновний грот, Грем снова углубился в изучение и повторение внутреннего устройства электровозов.
Молодой кобольд стоял возле кабинета приемной комиссии Вертепского метрополитена и читал расписание экзаменов. И чем дальше он это делал, тем мордочка его становилась все угрюмей, да угрюмей. Оказывается, знания по техническому устройству поезда тут не спрашивали. Тем более не нужно было сдавать основы первоначального вождения, коих так боялся по неопытности Грем. В общем, ничего из того, что он учил и что связанно с реальным поездом сдавать не надо. А нужно было ответить на вопросы по школьным дисциплинам. И это было огромным ударом для Грема. Если физику, математику, химию и геометрию молодой кобольд знал более или менее, то в гуманитарных науках, так как считал всегда их побочными, он был полным профаном.
Последнюю неделю Грем метался как ошпаренный по всем известным ему в городе библиотекам, и читал в бешенстве все школьные учебники и пособия. Начиная от ботаники, заканчивая "Точными правилами коррекции родного языка".
И вот настал день проверки знаний. На экзамен Грем, как настоящий кобольд пришел как на праздник. Вся одежда, включая даже носки, были новенькие, выстиранные, выглаженные.
Зато помятый вид главы приемной комиссии не внушал никакого доверия. Дварф Гвартли, начальник местного отделения имперского метрополитена был не в лучшей форме. Борода не расчесана, туника не проглажена, глаза "как у бешеной селедки". Создавалось впечатление, что достопочтенный дварф или серьезно болен, или всю сегодняшнюю ночь предавался плотским и пивным утолением своей огромной утробы.