Я спросила: «Откуда ты едешь?» и ответ его заставил меня на пару секунд открыть от растерянности и изумления рот, когда он, повесив голову, тихо, как будто самому себе, ответил: «Я не помню…» и опять посмотрел на меня виновато и как-то совершенно беззащитно: так смотрят малые дети, когда их за что-то ругают. Когда я всё же проглотила его безнадёжный ответ, то растерянно сказала: «Как это? Я не понимаю, как это так, что ты не помнишь, откуда ты едешь? Ты вошёл в эту электричку на Рижской, значит, до Рижской ты же откуда-то доехал, откуда?». Он опять посмотрел беззащитно и виновато и повторил: «Я не помню…».
«А куда ты сейчас едешь?»
«Мне надо на Белорусский вокзал, там, я точно знаю, мои приятели…»
«Тогда зачем ты сел на эту электричку? Она никак, понимаешь, никак, никаким боком даже близко не касается Белорусского вокзала, и почему ты уверен, что там тебя ждут твои дружбаны, если ты вообще не знаешь ни числа месяца, ни дня недели? С чего ты взял, что они там, на Белорусском вокзале и вообще сидят и ждут тебя?,,»
«Я знаю: они там и они ждут меня…». Как он мог это знать, у него даже телефона никакого не было! Он мотал опущенной головой и всё повторял: «Я знаю: ждут…», ну, просто маленький потерявшийся в большом городе ребёнок…Он совсем растерялся, когда я сказала, что на этой электричке он никогда в жизни не доедет до Белорусского вокзала: «Ааааа…как же мне туда доехать?». Почему-то вдруг сильно захотелось подсесть к нему, погладить его по голове, глаза у него, взгляд были как у беззащитного ребёнка. Но я не подсела, я сказала, что ему надо выйти на такой-то станции и сразу спуститься в метро, а уж в метро он сумеет доехать до Белорусской, ну, в конце-то концов, сумеет разобраться по схеме метро со всеми пересадками, в конце-то концов, ведь читать-то он умеет. И весь наш разговор мы вели с ним через проход в вагоне, не повышая голосов, народу почти не было, лишь пара пассажиров сидела где-то далеко совсем в другом конце вагона, и мы с ним прекрасно слышали каждое слово друг друга.
Тогда он опять горестно опустил башку в шапчонке, и пролепетал: «У меня денег нет, совсем», я округлила глаза: «Ну, ты же как-то прошёл на станцию на Рижской?!»
«Ну, вот как-то прошёл…Я не помню…Я две недели…а, может, месяц, не помню, так бухал, так бухал…»