– А родители? Живы ли ещё родители твои? – полюбопытствовал собеседник.
– Да какой там, – вздохнула, отвечая, женщина. – Отца с мамой снарядом в огороде на куски разорвало, хоронить нечего было. Четыре снохи тоже на кладбище переехали.
– И как в России вам живётся? – спросил мужчина. – Не жалуетесь?
– А чего нам жаловаться, – вздохнула женщина. – Слава богу, все сыты, обуты, одеты. В село нас небольшое поселили, работу подыскали, детей в сад и школу устроили. Живём потихонечку. Главное, не бомбит нас никто и смерть на каждом шагу не подстерегает.
Как только женщина замолчала, Дима вдруг остро почувствовал жалость к ней и ком горечи подступил к горлу. Родители не раз рассказывали ему и сёстрам, как хорошо жилось в союзных республиках, когда они были маленькими.
– А у меня две дочери было, – заговорил после длительной паузы мужчина в коридоре. – Их сейчас уже нет. Я до переворота в Донецке на шахте работал. Дочки выросли, вышли замуж, по двое пацанов у каждой. Счастливо жили, не на что жаловаться, – он тяжело вздохнул и продолжил: – А вот теперь я один остался. В тот день, когда супруга моя, Степанида, померла, царство ей небесное, дочки в агентство пошли о похоронах матери похлопотать. А в это время бандеровские выродки по городу из фосфорных снарядов вдарили… Пожгли дочек моих и всех, кто на улице рядом с ними оказался. Теперь я один остался с четырьмя внуками на руках. Вот и решил переехать в Ростов к сестре жить, от войны проклятущей подальше. Уже два года прошло, а внучек младшенький всё ещё кричит во сне: «Мама! Мама! Вон бомба летит! Мама! Мама! Беги! Прячься!».
Перед глазами Димы возник перекошенный от ужаса образ малыша, и из глаз мальчика брызнули слёзы жалости. Зарывшись лицом в подушку, он проплакал несколько минут. «Какими же должны быть люди, убивающие других? Как же они чувствуют себя, как спят, едят, дышат, живут? Да разве можно называться человеком, когда…»
Услышав всхлип, донесшийся снизу, Дима свесился с полки. Вера лежала в постели, уткнувшись лицом в подушку, и по тому, как вздрагивали её плечи, сын догадался, что мама горько плачет. Проворно спустившись вниз, он обнял её:
– Что с тобой?
– Да так, ничего, – ответила женщина, не оборачиваясь.
– Нет, ты плакала, – сказал Дима, и внезапная догадка озарила его: – Ты плачешь от того, что услышала сейчас?