Потому и не смотрит на нее никто, кроме Видо – истинного клирика, живого орудия Господа.
Миг – и картинка ожила.
Истошно выли двое, обожженные серым мороком, но капитан уже выхватывал палаш. Трое оставшихся на ногах рейтаров бросились в погоню – слишком медленно! Черный клок тумана пронесся мимо них, увернулся от стоявшего последним Курта, на бегу небрежно взмахнул рукой – и капитан отлетел на шаг. Упал, тут же извернулся и вскочил, но между ведьмой и лесом осталось несколько шагов. Человеческих шагов, медленных и мелких. Твари – на один вдох.
«Уйдет!» – ясно понял Видо.
И, не дав себе времени задумываться, сорвал с седла моргенштерн.
Ведьма резким прыжком взмыла в воздух. Еще чуть – перелетит кусты!
«Слишком далеко!» – промелькнула удивительно здравая для такого положения мысль, но Видо выкинул ее из головы и сделал длинный шаг, такой длинный, что он почти превратился в выпад. Истово и молча взмолился – раскаленные слова обожгли изнутри! – и с разворота взмахнул рукой, вливая в бросок всю силу, что смог зачерпнуть, и телесную, и духовную. Разжал руку, хрипнув от натуги, и светлая линия прочертила воздух, догнав черное пятно. Посеребренные шипы тяжелого шара едва коснулись спины ведьмы! И все же этого хватило.
Удар сбил ее в полете, швырнул на землю, но вместо того, чтобы замереть переломанной грудой или забиться в конвульсиях, ведьма поползла вперед, омерзительно и жутко извиваясь и всаживая в землю кривые черные когти. Подтянулась, коснулась нижних ветвей, истончилась, втягиваясь в них, словно змея…
– Руби! – надсадно заорал фон Гейзель, и рейтары опомнились.
Капитан подскочил первым, за ним – трое. Над ведьмой взлетели и опустились четыре палаша разом, брызнула кровь, и рейтары отступили в сторону от тела.
Капитан устало выдохнул, рукавом стер пот со лба и припечатал каблуком сапога когтистую лапу, бессильно скребущую землю. Кивнул своим людям, и троица дорубила ведьму окончательно, отделив голову, руки и ноги, несколько раз перебив хребет.
Пока Видо поднимал шпагу, которую неизвестно когда бросил себе под ноги, и пытался отдышаться, подошел Йохан, не успевший к расправе.
Концом клинка он подцепил отрубленную голову, перекатил ее и принялся озадаченно разглядывать.
– Гляньте, герр патермейстер? Чегой-то с нее шкура слезает, а?