Не каждая семья могла выдержать подобные испытания: голодом назвать нельзя, это не голод, конечно, как таковой, но люди ломались. Ломались их характеры, взаимоотношения, семьи. Кто-то искал спасения в алкоголе, кто-то в криминале, кто-то в сектах, а кто-то в бизнесе, воспринимая его теперь как откровение, свет и истину. Друг друга не обвиняли за внезапные перевёртыши, когда смотрели на родных, знакомых и не узнавали их. Понимали – время такое. А в такие времена каждый озабочен лишь проблемой собственного выживания.
На официальном уровне выдали разрешение – обогащайтесь! – и прозвучавшее слово с экрана телевизора стало индульгенцией. Поэтому обогащались все, кто мог. Кто не мог обогащаться, тот просто работал.
В провинциальном городке-стотысячнике, о котором пойдёт речь в этой истории, по статусу полагалось быть драматическому театру. Ну, раз полагалось, значит, он и был. Существовал уже более шестидесяти лет. Во времена лихие, конечно, не процветал. Процветать дано каждому театру, но, как и всякой творческой единице – только определённый период и в предназначенное судьбой время. Время же этого театра либо уже ушло, либо ещё не наступило.
Здесь люди тоже, как умели, так и выживали. Считали каждую копейку, когда она ненадолго появлялась. Девиз новой жизни – обогащайтесь! – не работал. В храме Мельпомены нет предмета для обогащения, как такового. Даже если кто-то и сумеет где-то что-то пощипать, то до обидного мало: по крохам и мелочам. Сразу оговорюсь – это справедливо до момента появления в театрах должности «художественный руководитель», то есть совмещения в одном лице размахов главного режиссёра и возможностей директора. В описываемое время в провинциальной глуши этой всеобъемлющей должности пока ещё не существовало.
Итак, к концу очередного театрального сезона, к самому его закрытию, в творческом коллективе разгорелся скандал. Выяснилось, что директор сдавал в аренду театральный буфет какому-то знакомому предпринимателю. Сам факт аренды не представлял ничего криминального, напротив, это выгодно и разумно. Вот только форма аренды, когда она стала известной, оказалась для коллектива полной неожиданностью, даже шоком. Вместо денежки в общий театральный котёл предприниматель вносил арендную плату весьма специфичным образом: в виде десяти порций пельменей в день лично для директора. Конечно, полуголодным подчинённым это известие, мягко говоря, не понравилось. Договор с предпринимателем на подобных условиях действовал уже более года. За это время на таком количестве пельменей, директор – приятный молодой человек с красивой шевелюрой и густыми пшеничными усами – поднялся, как на дрожжах. Коллеги и прежде зло подшучивали над ним, предполагая, что директор пухнет с голоду, когда все остальные тощают, а уж когда выяснилась вся правда – тут, извините, ни на один роток не накинешь платок.