– Ой, да я бы только рад был, Серафима Сергеевна! Я бы ноты всё равно не выучил, вы же знаете. А так меня бы все жалели, заваливали подарками и сообщения писали: «Выздоравливай, Данечка, ты наш герой!» О! Я б ещё гипс разрисовал в виде тираннозавра и тиктоки бы про него снимал! – размечтался Морозов.
Серафима Сергеевна поняла, что воспитательная беседа заворачивает куда-то не туда.
– Я, конечно, рада за тебя, Даня, что ты во всём найдёшь что-то хорошее для себя, но Элина Снегирёва – другой человек, и для неё эта ситуация…
Тут прозвенел звонок, и Даня воскликнул:
– С наступающим, Серафима Сергеевна, спасибо вам за всё! Вы моя любимая учительница! Ну, разрешите откланяться, мне пора!
Закинув рюкзак на плечо, Морозов подхватил орудие преступления и вылетел из класса на свободу, оставив Серафиму Сергеевну наедине с думами о многочисленных испытаниях её нелёгкой профессии.
Тем временем Элина Снегирёва ехала домой из травмпункта на заднем сиденье маминой машины. «Дворники» еле успевали гонять по лобовому стеклу липкие комья снега, а мама, стараясь ни в кого не вре́заться в предновогодней пробке, без умолку причитала. Но Элина её не слушала. Элину раздражало, что её чёрные волосы выбились из аккуратной косы, а перевязать косу она не могла, потому что её указательный палец был в гипсе. Сузив покрасневшие от слёз глаза, Элина немигающим взглядом смотрела куда-то сквозь снег и автобусную остановку, сквозь многоэтажные новостройки и украшенные по-новогоднему витрины на первых этажах. Она водила здоровой рукой по своему загипсованному пальцу, и в голове у неё всё громче и громче звучала «Баба-яга» Чайковского, которую она теперь не сыграет на новогоднем концерте.
Машина медленно ползла в пробке, а по улице в распахнутой куртке и новогодней шапке, с баскетбольным мячом под мышкой бежал Даня Морозов. Взгляд Элины мгновенно сфокусировался на обидчике. Она стиснула челюсти и пристально следила, как Даня, разбежавшись, скользит по тротуару. Случайно глянув на дорогу, Даня тоже заметил Элину: она смотрела на него, словно змея из террариума, разве что не шипела. От этого гипнотизирующего взгляда у Дани на затылке волосы зашевелились. Снегирёва угрожающе подняла загипсованный палец. Показалось Дане или нет – в темноте да в снегопад чего только не причудится, – но по стеклу от пальца Снегирёвой как будто разошёлся морозный узор. Ноги у Дани подкосились, он по-птичьи взмахнул руками, но не удержался и больно грохнулся на лёд. Баскетбольный мяч взлетел и бухнул Даню по голове, а затем отскочил на дорогу – прямо под колёса грузовика – и лопнул так громко, словно граната разорвалась, у Дани аж в ушах зазвенело. Водитель грузовика дал по тормозам и выскочил из кабины проверить, цела ли машина. Элина позволила себе чуть улыбнуться сомкнутыми губами и откинулась на сиденье. Загорелся зелёный свет, и её машина покатила дальше.