– Ага… интересно.
– Хотя тебе-то всё равно, ты же сладкое терпеть не можешь. Помню, только шоколадный торт в детстве ел – и то на день рождения.
Я криво усмехнулся – и тут же поморщился.
– Помню…
– Ну и что у тебя нового? Как на работе?
– Всё по-старому. Работаю.
– Главное, чтобы стабильно. Ты там себя не загоняй, понял? А то превращаешься в тень, честное слово.
– Постараюсь.
– Ты точно в порядке? Голос какой-то… не твой.
– Устал, ма. Всё нормально, честно.
– Ладно. Верю. Вот испеку пирог, если не развалится – пришлю тебе кусочек. Будешь пробовать?
– Конечно…
– Ну вот и договорились. Только не забывай поесть как следует. Я ж тебя знаю – работаешь, как вол, а потом лежишь пластом.
– Ладно, ма, всё хорошо.
– Тогда не буду отвлекать. Больше отдыхай. Люблю тебя, Кейн.
– И я тебя. Пока.
– Пока-пока.
Она отключила. Я убрал телефон и пошёл дальше. Боль никуда не делась, но внутри стало немного тише. Мамин голос всегда так действовал – как будто ненадолго возвращал в норму.
Звали меня Кейн. И это прихоть моей мамы. Отец не возражал, ему, наверное, и тогда было всё равно. Она выбрала это имя сама, вдохновлённая своим любимым сериалом про комиссара Кейна Уэста. Она пересматривала его бесконечное количество раз.
«Справедливый и в то же время беспощадный к преступникам комиссар Кейн всегда на страже порядка и закона». Эту фразу из начала сериала я знал наизусть, и она могла мне даже сниться.
Рассказывать, что было в школе из-за моего имени, думаю, не стоит. Если добавить сюда ещё и мою фамилию – Лапшов, – получается гремучая смесь для любого детского учреждения. Наверное, поэтому я всегда был один. Почти всегда. Ни девушки, ни друзей. Правда, в институте был один друг – Пашка. Мы сблизились, потому что оба были, как сейчас говорит молодёжь, – фриками. Где он сейчас? Давно я ему не звонил. Надо будет как-нибудь набрать и встретиться. От таких мыслей голова заболела, и я на миг прикрыл глаза, а когда открыл, заметил нечто странное.
Цифры и символы перед глазами. Они находились на краю периферического зрения и складывались в какие-то столбики и обозначения.
«Ну вот, здравствуйте, глюки», – подумал я и остановился. Закрыл глаза, осторожно покачал головой из стороны в сторону. Открыл – всё осталось на месте: и цифры, и знаки.
«Чудесно», – я даже попытался улыбнуться, но изуродованное лицо не дало этого сделать, отозвавшись резкой болью.