Официант, бородатый крепыш, приносит меню. Уточняет, что теперь заведение не имеет ничего общего с «Луной в тумане», и бесшумно удаляется.
Я силюсь прочесть. Строчки пляшут перед глазами. Переворачиваю страницы, постичь их смысл мой рассудок не в силах. Она поступает так же.
– Выбрали что-нибудь?
Застигнутый врасплох, слышу самого себя, как ни в чем не бывало заказывающего:
– Зеленый чай с розой для мадемуазель и чай… э-э… – утыкаюсь для вида в любое место на странице меню. – чай хаммама для меня.
До меня доходит, что я такое сказал, лишь когда она при этих словах быстро вскидывает голову и пристально в меня вглядывается, округлив глаза. Бормочу что-то, чувствуя, как все лицо заливается краской:
– Простите, э-э, виноват… и правда, вы ведь… если хотите, можно перезаказать… что вы выбрали?
Она не отвечает целую вечность. Застыв, я с трепетом слежу за ее губами.
Да чем занята моя башка. Проклятье!
– Пусть будет зеленый чай с розой для меня и чай хаммама для мсье, пожалуйста, – наконец объявляет она, не сводя с меня глаз, как будто в легком замешательстве.
У меня вырывается вздох облегчения. Она улыбается, возбужденная. Я в ответ улыбаюсь ей.
– Превосходный выбор, – заключает здешний гарсон. Мужик в годах, слегка кривляющийся, в стильном костюме. – Могу ли посоветовать вам ассорти ливанских сладостей?
Я не раздумывая киваю, чтобы полностью рассеять неловкость.
И тут она заговаривает со мной.
Ее голос.
Спокойный. Негромкий.
Какая она светлая вся. Я словно прикован к своему стулу.
– Счастлива снова тебя увидеть.
– Очень рад наконец с тобой познакомиться.
И вдруг, протянув мне руку:
– Мелисанда Форинелли. Можно просто Мэл.
– Гийом Кальван, – отвечаю, хватаясь за ее пальцы, чтобы уже больше не отпускать их.
И в ее зрачках мелькает лукавое выражение, когда она, не отнимая руки, добавляет:
– А ведь я и впрямь пью только чай с розой, и никакого другого!
Оба смеемся. Я таю при виде двух ямочек, нарисовавшихся на ее заметно порозовевших щечках.
Наш официант с нарочитыми манерами, все такой же чопорный, возвращается с блюдом, украшенным бледно-зелеными цветами вишни. Чайный сервиз утонченно расписан японскими мотивами в пастельных тонах – сиреневом и небесно-голубом.
Гарсон – ибо так у нас их зовут, даже если кто-то из них уже перешагнул порог пятидесятилетия, – осторожно и высоко подняв чайник, разливает ароматные жидкости. Потом водружает в центр стола тарелку со сладостями, утопающими в меду и кунжутных зернышках, желает нам прекрасной дегустации и кланяется.