– Да ты ничего не знаешь, это для тебя – обычное состояние. Погодь немного, народ весь подтянется, скажу кое-что всем. Лениво мне два раза повторять. И кстати, поздоровайся со своей лучшей подругой.
Читер было дернулся от подпрыгнувшего в груди сердца, но, начав разворачиваться, понял, что Март имел ввиду вовсе не Няшу.
А кого?
Понятно кого… Кандидаток на роль подруги в новой жизни, мягко говоря, немного.
Обернувшись, с максимально невозмутимым видом кивнул бесшумно подошедшей Киске:
– Привет. Не знал, что ты здесь.
– Я постеснялась тебе написать.
– С каких пор ты стала стеснительной?
– Читер, мы с тобой не очень-то великие друзья. Приходится стесняться.
– Если надо, всегда пиши. Ты ведь знаешь, я в ответ рычать не стану. Тебя-то чего понесло на границу? Скучно стало?
– На скуку не жалуюсь. Расти надо, а там бонусы хорошие капают: опыт и всё такое.
– Ага. И проблемы тоже бывают.
– У меня и тут могут проблемы нарисоваться. Из-за тебя.
– В каком смысле? – напрягся Читер.
– Я тебя прикрыть в Пирамиде пыталась. Это мне могут припомнить. Пауки, это Пауки, они твари злопамятные.
– Извини, конечно, но я тебя не просил мне помогать.
– Да не грузись, я же без наездов.
– Вы тут и дальше ворковать собираетесь, или разрешите мне высказать народу пару слов, раз уж все в сборе? – язвительно поинтересовался Март.
– Чувствую, попахивает руганью… – задумчиво заметила Киска.
– Угу. Вы, бабьё, такое хорошо чуете.
Читер ни слова не сказал. Он помнил, о чём говорил Март и надеялся, что, высказавшись перед всем народом, тот ответит на множество не заданных ему вопросов.
И по какой бы причине не планировалась ругань, это, возможно, к лучшему. Когда люди нервничают, они так и норовят сболтнуть лишнее.
А слушать Читер умеет.
Наверное
Жизнь седьмая. Скандал, или поход идиотов
Читер умел не только слушать, но и смотреть. Благодаря этому, он насчитал одиннадцать человек и предположительно, еще один находился на крыше и в собрании участие не принимал. Несколько фраз, которыми Март обменялся с квазом, хватило, чтобы и о позиции наверху узнать, и о том, что занимает ее какой-то хитрый сенс, мимо которого незамеченным и мышь не проскользнет.
Март не стал изменять своему амплуа. Развернувшись на ящике, служившем ему стулом, хорошенько отхлебнул из банки и ткнув пальцем в огненно-рыжего детину, что-то торопливо, слюной брызгая, шепчущего в ухо Киске, спросил: