Для Лёши это были не просто слова – это стало проклятием. Он ненавидел, что вынужден играть дурака, ненавидел эту вечную маску. Но ещё сильнее он боялся, что если его истинные способности раскроются, он станет мишенью, и тогда не только он, но и Катя окажется в опасности.
Несмотря на все запреты, Лёша не мог перестать учиться. Во время бандитских сходок, когда их заставляли прислуживать, он тайком находил книги в разных углах по всему Заводу. Это были не романы, а пыльные, затрёпанные тома – руководства по взлому, чертежи техники, потрёпанные учебники по экономике или даже старые армейские уставы.
– Странно, что по заводу так много книг, не особо тут «читают».– Лёша задумывался, но всё равно брал их, прятал под матрасом, в щелях между кирпичами, и читал, пока Катя уже спала. Эти знания становились его единственным спасением, его оружием, которое он держал втайне.
Лёша стал Лёхой. Тело окрепло, стало сталью. Движения обрели резкость, хищную грацию. Тренировки с Громилой превратились в безжалостные бои на выживание. Громила не щадил, но прежний испуганный мальчишка исчез. Теперь Лёха уворачивался. Яростно дрался.
Громила, желая довести Лёху до предела, часто прибегал к самому болезненному – грязным словам о Кате.
– Твоя девчонка-то… слабенькая. Такая долго не протянет. Или продадим её куда-нибудь, а? Шлюх таких любят, нежных…
Лёха скрежетал зубами. Злость бурлила, как кипящая смола. Он переставал думать, двигался на инстинктах. Его удары становились точнее, быстрее, тяжелее. Громила, видя эту трансформацию, хищно улыбался, почти хвалил его ярость.
– Вот так, Проклятый! Корми зверя! Пусть он жрёт их всех!
Однажды, во время такой схватки, когда Громила особо цинично высказался о судьбе Кати:
– Передумал я насчёт твоей Кати, Лёха. Слишком уж она нежная тушка. Подержу её для себя, пока не увянет. А потом… всей стае хватит, если захотят.
Почти на середине фразы Лёха рванул. – Разбег. – Уклон вправо. – Низ. – Удар!
Кулак Лёхи, усиленный годами тренировок, врезался в бок Громилы. Удар был крепким. Громила пошатнулся. Ярость захлестнула Лёху. Его вены выступили на руках и висках.
– Ты её не тронешь!
Громила замер, он не ожидал от мальчишки такой силы.
– Что ты там вякнул, щенок?
– Я сказал: ты её не тронешь! – повторил Лёха, без страха, без ярости, только с уверенностью. Он смотрел Громиле прямо в глаза, и в его ледяных зрачках отражался вызов.