Она прижала лоб к коленям, пытаясь отгородиться от пульсирующего света, от давящей тишины, от запаха смерти и чуждой жизни. Но тепло стены за спиной, ее медленное, регулярное движение напоминало: ты внутри. Ты часть этого теперь. Ты в желудке мира, который не знает твоего имени и не заботится о твоем страхе.
И в этой густой, насыщенной ужасом тишине, нарушаемой лишь падением капель и биением невидимого сердца, Агата Блэквуд начала тихо плакать. Не от боли. Пока не от боли. От абсолютного, космического одиночества и предчувствия невообразимого ужаса, который только начинался.
Глава 2: Лабиринт из Жил и Костей
Время в Пульсирующем Камне текло иначе. Не часами и минутами, а ритмами. Ритмом расширения и сжатия стен. Ритмом падающих капель. Ритмом собственного сердца Агаты, которое то бешено колотилось, то замирало в ледяном страхе. Она не знала, сколько прошло с момента пробуждения – час? День? Сутки? Ее тело говорило ей о голоде, но не острой муке, а о глухом, далеком напоминании. О жажде – вот это было сильнее. Липкая влага повсюду манила, но мысль о том, чтобы прикоснуться губами к этой слизи, вызывала новый приступ тошноты. А вид Соседа… полурастворенной, безмолвной жертвы в углу… заставлял сжиматься все внутри.
Но сидеть и ждать своей участи, как та несчастная тварь, Агата не могла. Прагматизм, выкованный десятилетиями работы с каталогами и неразборчивыми почерками студентов, пробивался сквозь панику. Действуй. Осмотрись. Ищи выход. Ищи воду. Ищи… что угодно, кроме этой камеры.
Она снова поднялась, опираясь о теплую, дышащую стену. Ноги дрожали, но держали. Ее ночная рубашка, некогда светло-голубая, теперь была пропитана бурыми и зеленоватыми пятнами, тяжелой и холодной от влаги. Она подошла к тому месту, где стены сходились, образуя нечто вроде арки, более темной, чем остальное пространство. Вход? Или просто складка в гигантской плоти?
За аркой был не выход, а туннель. Узкий, извилистый, уходящий вглубь. Его стены были такими же – темно-бордовыми, живыми, пульсирующими. Но здесь было больше… деталей. Поверхность была не гладкой, а ребристой, словно выстланной гигантскими, сплющенными сухожилиями, переплетенными в причудливый узор. Между ними просвечивали толстые, похожие на кабели тяжи темно-синего или черного цвета, иногда мерцавшие изнутри тусклым багровым светом, как перегревшийся провод. Биолюминесцентные наросты здесь были реже, их призрачное сияние боролось с густыми тенями, отчего туннель казался еще более зловещим и глубоким. Воздух был еще гуще, насыщеннее теми же запахами – медью, озоном, гнилью, но с добавлением чего-то нового, острого, почти химического, как запах пережженной изоляции.