– Итак, – произнес Себастьян, отхлебнув виски. Его голос резал тишину. – Все в сборе. Завтра утром я созову вас, чтобы объявить о судьбе этого ветхого сарая. – Он презрительно оглядел потрескавшиеся потолочные фрески. – Его снесут. На этом месте вырастет современный SPA-отель. Чистая прибыль.
В библиотеке повисло гробовое молчание. Даже Майлз перестал улыбаться. Виктория издала сдавленный стон. Изабелла побледнела еще больше. Джулиан язвительно хмыкнул. Доктор Локвуд опустил голову. Эмили перестала рисовать.
– Вы не можете! – вырвалось у Виктории, голос сорвался. – Это наш дом! История! Могилы предков…
– Могилы перенесут, – холодно парировал Себастьян. – Или оставят под фундаментом бассейна. История не платит по счетам, Виктория. Сентиментальность – удел неудачников. – Его взгляд скользнул по каждому лицу, наслаждаясь шоком и ненавистью, которые он читал в глазах. – Завтра все будет решено. А пока… наслаждайтесь последней ночью в этом склепе. Ужин в восемь. Не опаздывайте.
Он откинулся в кресле, явно считая разговор оконченным. Напряжение в комнате достигло предела. Казалось, воздух трещал от невысказанных угроз и давних обид.
Элинор молча наблюдала. Она видела, как Изабелла вонзила ногти в подлокотники кресла. Как Джулиан сжал кулаки. Как доктор Локвуд беспомощно заморгал. Как Майлз Харрингтон нервно проглотил виски. Как Эмили уставилась на Себастьяна с ледяной ненавистью. Как Виктория Кларк отвернулась к камину, и ее плечи содрогнулись от беззвучных рыданий.
Искры уже летели. Оставалось только ждать, какая из них упадет на порох.
Глава 3: Ужин на Пороховой Бочке
Столовая Блэквуд-Холла была столь же огромной и холодной, как и библиотека. Длинный дубовый стол, способный усадить двадцать человек, сейчас казался пустынным островом, затерянным в море теней, пляшущих от дрожащего света массивной хрустальной люстры и нескольких подсвечников. Буря за окнами выла с удвоенной силой, заставляя стекла дребезжать в свинцовых переплетах. Камин тут не помогал – тепло безнадежно растворялось в пространстве.
Ужин был подан с молчаливой, почти механической точностью самой Викторией, чье лицо напоминало застывшую маску страдания. Еда – изысканная, но холодная и безвкусная в этой атмосфере – оставалась почти нетронутой. Вино лилось чаще. Оно не согревало душ, лишь разжигало тлеющие угли напряжения.