Сердце матери разрывалось на части: она мечтала посмотреть в глаза убийце своей кровиночки, излить на него всю свою боль через удары кулаками и проклятия. И все же где-то в глубине души теплилась слабая надежда – может быть, этот мужчина, которого так любила ее дочь, найдет слова, способные принести хоть каплю утешения. Или же, что казалось куда правдоподобнее, своими признаниями он окончательно разобьет и без того разорванное горем сердце Виктории. И несмотря на это, Леон был единственным, кто хоть как-то мог бы пролить свет на сложившуюся ситуацию.
На похороны Анны, Райт так и не удосужился прийти, по неизвестным для родственников девушки причинам. Родители и друзья девушки задавались этим вопросом, но никто не мог дать ответа, кроме самого «виновника», с которым ни коем образом не удавалось связаться. А ведь и правда, он даже с ней не попрощался. Просто не хватало духу там появиться, к тому же, ему не хотелось верить, что ее больше не стало. Но, каждый, так или иначе, догадывался, что Леон причастен к ее смерти, хоть никто так и не смог доказать его вину.
Уголовное дело по части доведения до самоубийства, которое пытался инициировать отец Анны, в отношении Леона так и не завели. Так как не хватало доказательств, и, что странно, не было никаких свидетелей их ссор, хотя отец старался довести это дело до логического разрешения. Ему было неважно кто понесет наказание, он просто хотел справедливости.
Райт прошел в ванную, взглянул на себя в зеркало и увидел свою новую «разбитую версию», до подобного раньше никогда не доходило. На нем практически не было лица, это был будто не он: разбитый нос, расколотые губы, опухшие, отекшие глаза, которыми он почти не видел, несколько отсутствующих передних зубов. Леон постарался осторожно смыть с лица высохшую кровь, чтобы не сделать себе больно. После принял ванную, чтобы распрощаться с разящими от него неприятными запахами алкоголя, сигарет и пота. Ему необходимо было смыть с себя кровь и позор вчерашнего вечера.
Затем он вышел из ванной заливая плитку пола водой, льющейся с его тела, вытерся единственным чистым полотенцем, которым которое нашел. Приняв душ, парень почувствовал свежесть и некоторое облегчение. Он настолько привык выглядеть и пахнуть как бездомный, что после принятия водных процедур, он даже стал чувствовать себя несколько иначе. Будто получил некое облегчение и отпущение некоторых грехов. Груз, нависший над ним, будто стал легче, но едва ли намеревался исчезнуть полностью.