Охранники продолжали его преследовать и Леону пришлось нырнуть в лес, чтобы скрыться от них. Он бежал по заснеженному лесу, стараясь не оглядываться. Его заношенные оксфорды, которые будто черпак, с каждым новым шагом набирали в себя свежую порцию снега, старались мешать его передвижению. Адреналина прибавили, как ему показалось, раздавшиеся выстрелы из пистолета. Не доверяя своим ушам, он решил оглянуться из-за чего тут же зацепился ногой за торчащий корень старого дуба и тут же свалился в сугроб, пропахав его лицом.
Казалось, что кружится голова, наперебой стучало сердце, будто сейчас выскочит из груди. Райт перекатился на спину и устремил свой взор в открывшийся среди заснеженных крон, кусочек неба, в котором он хотел увидеть какой-нибудь ответ на все то, что сейчас с ним происходит. Но видел он перед собой только пелену из туч. Такую же пелену, которая застлала всю его жизнь. И ели, которые так же, как и Райт, вопрошающе тянулись к небу. Он сдался.
– Что… что происходит? – он пытался отдышаться. – Почему они преследовали меня? Да и какое дело им вообще до меня? Почему так стремительно пытались меня прогнать? Я же ничего не сделал! Почему охранник не обратил внимания на того амбала? Черт, я же знаю, это был он. Это был тот человек, который вломился ко мне в квартиру…
С каждой мыслью Леона вопросов становилось все больше. Он не мог поверить, что такие из ряда вон выходящие вещи, доходящие до абсурда события, могли происходить в его жизни. В его обычной, заурядной, ничем не примечательной и уже давно, как ему казалось, окончившейся жизни. Но окончившейся ли?
«В чем разница между мной – лежащим на холодной земле идиотом, и людьми, закопанными тут, на кладбище?» – рассуждал он. – «И я, и они мертвы. Однако, у меня есть силы подняться из могилы, которую я сам себе вырыл, разгрести землю, в которую я себя закопал и восстать. Восстать так, как не могут они. Да… У меня еще есть шанс!».
Райту мало в это верилось, но он уже не мог выносить свой образ жизни. Слишком долго он прибывал в вегетативном состоянии. Состоянии лежащего в земле мертвеца. Ноги, которые уже давно успели подвергнуться мышечной атрофии болели с непривычки. Леон загреб рукой снега и насыпал на свое красное распаренное и ноющее от боли лицо. Он почувствовал некое успокоение всех бушующих внутри чувств и прохладу на своем побитом лице, прочищающую мысли.