– Прррелестно… сколько гостей! Неужели пришли послушать мои сказки? Что ж, с удовольствием поведаю вам их. Слушайте же! В некотором царстве…
От звучания его голоса нас всех пошатнуло и резко повело в сон. Марианна из последних сил крикнула:
– Ира, помогай! Кидай на всех ментальные щиты, я не дотягиваю!
Я собралась и выполнила требуемое. Хоть и с трудом, но у меня вышло даже в таком состоянии кинуть на всех щит поверх щита Марианны. Моя сила понемногу, но продолжала расти, и это сильно ощущалось именно в такие моменты.
Кот, наблюдая за нами, состроил такую жалобную мину, что порыв снять все защиты едва не захлестнул меня. Собрав всю свою силу воли в кулак, я устояла. Через мгновение выражение его морды сменилось на любопытство. Дёрнув ушами, он уже вполне обычным голосом произнес:
– Ну и ну! Маги! Побегу, доложу ей, какие интересные гости у нас пожаловали. – И, спрыгнув со своего столба так, что листья и травинки подлетели в воздух, он помчался в избушку.
Тем временем мы потихоньку приходили в себя, всё ещё немного пошатываясь от невероятно сильного ментального внушения.
– Вот это силушка! Грандиозная мощь! Это же кот Баюн! Один из прародителей потомственных фамильяров, – с трепетом в голосе мурлыкал Меф, а Феня мысленно ругался на него, потому что Меф не позволил фениксу атаковать Баюна.
Подивившись словам Мефодия, я перевела взгляд на избу. Она стояла предо мной, словно сошедшая со страниц древних сказок – могучая, сложенная из цельных брёвен, источающих запах смолы и вечности. Резные наличники, словно кружево, обрамляли окна, а тесовая крыша горделиво несла на себе конька и причелины с полотенцем, испещренные таинственными, древними знаками. Но более всего поражали воображение её ноги – гигантские, скрюченные пальцы птичьих лап, вросшие в землю, словно корни векового дерева. Огромные куриные ножки, ощетинившиеся острыми когтями, держали на себе всю эту сказочную тяжесть.
Завороженные этим дивным зрелищем, мы приблизились к избе.
Пока разум отчаянно пытался отделить явь от грёз, дверь распахнулась, и на крыльцо вышла старуха, сгорбленная под бременем лет и окутанная ветхими лохмотьями. Лицо её – маска, вылепленная самой нечистью: длинный, крючковатый нос, отмеченный безобразной бородавкой, кривой рот, искажённый злобной усмешкой. И лишь глаза… Они выбивались из этого жуткого образа, словно два тлеющих уголька в пепле костра. Молодые, ясные, тёмно-карие, почти чёрные, они пронзали насквозь, заглядывая в самую душу, выискивая там сокрытые тайны и заветные желания.