Продолжая смотреть на эту странную пару – маленькую женщину и тощего молодого человека, Коэн усмехнулся и подумал, что воображение рисует проекцию его детской травмы, ведь он рано ушёл из родительского дома во взрослую жизнь. Вот теперь и получай такие выдуманные сценарии развития чужих взаимоотношений с подоплёкой из своего прошлого.
Коэн Хангерфорд был чрезвычайно симпатичным молодым человеком тридцати лет, чем-то похожим на актёра: высокий рост, тёмные волосы, добрые серо-голубые глаза с маленькими морщинками, которые, несмотря на его ещё совсем молодой возраст, уже проложили свои паутинки. У него было сильное, упругое тело (натренированное по необходимости из-за его рода деятельности), кожа на тон темнее, чем у других жителей Вашингтона (в роду его матери, кажется, были настоящие индейцы) и пристальный, глубокий взгляд, как будто смотрящий в бездну (такой взгляд бывает у людей, в жизни которых произошла глубокая трагедия). Коэн родился в Соединённых Штатах Америки, но от своего деда – барона, британского наследственного пэра и члена Палаты Лордов Великобритании, перенял культуру и дух старомодной Англии. Он был вежлив, учтив, даже иногда слишком для современного молодого американца, очень эрудирован и молчалив. Будучи руководителем Отдела уголовных расследований Федерального Бюро Расследований, среди подчинённых и коллег он приобрёл прозвище «Капитан Америка», на которое он резко реагировал и, услышав от кого-либо, метал глазами гром и молнии, но где-то в глубине души оно ему чрезвычайно льстило.
Коэн был одет в дорогой чёрный классический костюм – брюки и пиджак, кипенно-белую рубашку с жёстко стоящим воротничком, чёрный в серую полоску галстук, кожаные ботинки. Он носил часы нидерландской марки «Гронфельд», сделанные на заказ. Будучи давним приверженцем этого брэнда, он обожал их удобство и неубиваемость.
Мужчина уже почти завернул за угол коридора, чтобы на лифте спуститься на первый этаж, как вдруг встал как вкопанный. Остановило его непонятное чувство, ощущение, как будто его кто-то позвал. Он развернулся в ту сторону, откуда, как ему показалось, он услышал этот странный звук, к ряду белых больничных палат без опознавательных знаков. В другой день он, наверное, и внимания бы не обратил, пошёл бы дальше, не раздумывая, стряхнув внезапное оцепенение. Но сейчас, радостный от того, что с Дэнни всё в порядке, проникшийся теплотой к той придуманной им истории матери и сына во дворике, он так ясно ощутил притяжение, что не смог не остановиться.