милая и уютная». Уютная комната оказалась закутком за диваном, отгороженным «ширмой» (простыней, закрепленной на стойке для сушки белья). Потом мама сказала, что у нее есть знакомые, которые ищут соседку для внучки. У меня словно камень с души свалился.
Я никуда не уеду из этого дома. Как я уже говорила, мне некуда переезжать. Я не хочу жить под одной крышей с каким-то неадекватным искателем духовности или ютиться за чьим-то диваном. И мне уж точно нельзя возвращаться домой. Я приехала в Мельбурн буквально вчера, я так быстро не сдамся. Я вообще не из тех, кто сдается. И не из тех, у кого может что-то не получиться.
Я медленно одеваюсь, думаю на автомате: «Спрячусь пока от Джесси, а потом он уедет», – и вдруг вспоминаю, что он не уедет. Он тоже будет здесь жить. Прятаться бесполезно. Я беру книгу, пытаюсь читать, но не могу сосредоточиться. Взгляд тупо скользит по строчкам. Я решаю сыграть в игру на телефоне, но у меня дрожат руки, и мне неприятно это осознавать. В голову лезут тревожные мысли. А вдруг, пока я сижу у себя в норе, Джесси подружится с Харпер, они сходят за продуктами вдвоем, без меня, и я, образно выражаясь, останусь за бортом.
Я осторожно выглядываю в коридор. В доме царит тишина. Семейство Джесси уже уехало восвояси. Я слышала, как они уезжали. Вскоре после того, как ушла к себе в спальню. До нашего городка путь неблизкий, им надо было успеть отвезти одного из детей на карате, второму не следовало пропускать дневной сон, а третья расплакалась не на шутку, так что они уезжали в большой спешке, наверняка даже толком не попрощавшись с Джесси. Я стараюсь не сравнивать этот поспешный отъезд со вчерашним прощанием с моей семьей: мама трижды расплакалась, бабушка торжественно передала мне свой заветный медальон со святым Христофором, а Лорен сделала вид, будто ей все равно, но заставила маму остановить машину на выезде со двора, подбежала ко мне и еще раз обняла на прощание. Может быть, наша семья чересчур созависима.
Я нахожу Харпер на кухне.
– Хочешь рогалик? – спрашивает она.
– Да, если можно.
У меня странный голос, высокий и ломкий. Все, что я говорю, звучит как-то неправильно. Как будто это не я. Мне нужно по-настоящему успокоиться или хотя бы создать видимость внешнего спокойствия. Однажды врач-физиотерапевт сказала, что у нее еще не было пациентов с такими напряженными плечами. Я решила принять это за комплимент.