Я сосредоточена на трогательной сцене, которую безуспешно пытаюсь описать (на самом деле давно уже на ней застряла), и все же когда хлопает дверь, отвлекаюсь и замечаю Леонара – он вышел из дома и направляется ко мне. Странно, впервые вижу, чтобы старик шел не от крепости. Приспособился к нашему маленькому утреннему ритуалу? Притворившись, будто не заметила его, снова погружаюсь в работу и, пока он приближается, успеваю написать несколько строчек. Открою вам секрет – я составляю список покупок в надежде, что это запустит творческий процесс. Ничего из этого не выходит. Присутствие Леонара я ощущаю раньше, чем слышу, как он бубнит:
– Так что же с ней стало, с Лоран, в конце-то концов? Это Артюр, что ли, совсем спятил? Он не может видеть… женщин в коме! Это неразумно.
Он трясет передо мной книгой Марка Леви, сдвинув особенно взлохмаченные сегодня брови. А я улыбаюсь и в ответ только поддразниваю его:
– Нееет! Не может быть! Так вы в самом деле ее читаете? Не просто делаете вид?
– Это ради Матильды, соседской девочки, – ворчливо отвечает он. – Ей, по-моему, очень нравится.
– Ага, конечно.
– А как у вас с Камю? Я тоже видел, через открытое окно, как вы его читали.
– По-моему, Коко очень нравится. Я читаю ей вслух.
– Коко?
– Моей чайке.
– У вас точно не все дома.
Я стараюсь не засмеяться, а он поворачивается и возвращается к себе домой, прихватив свой пакетик.
С тех пор как я уехала из Парижа, мне очень тоскливо засыпать одной в двуспальной кровати. Вдвоем было спокойнее, ровное дыхание рядом убаюкивало, я чувствовала тепло ноги, привалившейся к моей. В эти минуты я особенно сильно скучаю по мужу. В эти минуты мне больнее всего оттого, что его нет рядом. Я начинаю заранее этого бояться, едва выключив свет, потому что тогда и во мне свет выключается. Днем как-то еще удается создавать иллюзию, а ночью мне страшно, я пустая и серая. Каждый вечер, свернувшись калачиком, как маленькая, плачу в подушку, пока наконец не засну на мокрой наволочке.
Сегодня вечером у меня, как всегда, в животе все сжимается, когда я собираюсь залезть под одеяло. И тут звонит мобильник. Кто бы это мог быть в… смотрю на часы – в половине девятого? Люси, ты жалкая и никудышная.
На экране высвечивается «мама». Люси, до чего же ты жалкая и никудышная.
– Да, мама?