Когда мы возвращаемся с коробками во второй раз и складываем свою ношу в гостиной, он замечает Шиши, которая валяет дурака и носится как угорелая за мухой.
– Скажите вашей чайке и вашей собачке, чтобы они ко мне не лезли, хорошо?
Взглянув на собачку, которая скачет, высунув язык, и похоже, развлекается вовсю, отвечаю:
– Ой, не волнуйтесь, им не нравятся старые кости… и они склонны избегать людей, которые не умеют радоваться жизни.
Он бросает на меня убийственный взгляд, а я, поставив на пол коробку, легонько похлопываю его по руке.
– Ну что, хотите взглянуть на свою комнату или будете продолжать ворчать в прихожей, глядя на мух?
Он что-то бурчит, но кивает и, стуча тростью по паркету, следует за мной в гостиную. Заметив, что за диваном прячется Коко, я прикладываю палец к губам, мол, надо помалкивать. Она наклоняет голову с таким видом, будто все поняла, и продолжает, не шевельнув ни единым перышком, следить за нашей странной процессией.
У двери будущей комнаты Леонара я останавливаюсь и с театральным видом поворачиваюсь к нему.
– Вы готовы? Один… два…
– Предупреждаю вас, если вы сейчас скажете «два с половиной» и «два и три четверти», я отправляюсь в дом престарелых.
– И не собиралась это говорить, я не ребенок!
На самом деле я именно это и хотела сказать, но раз так – не стану. Улыбаюсь и ору во все горло:
– Тадаааам!
Сегодня днем, когда он был в соседней комнате, я, сказав, что хочу упаковать безделушки из его спальни, забрала фотографию Леонара с женой с прикроватной тумбочки и сняла со стен другие семейные снимки в рамках и картины, а потом точно так же разместила все это в его новой комнате, хотелось сделать ему такой сюрприз.
А еще я попросила маму потихоньку забрать из шкафа его постельное белье, чтобы Леонар мог и дальше спать на собственных простынях.
Хотя он и не подает виду, я знаю, что этот переезд его глубоко волнует и что ему очень тяжело расставаться с домом, с которым связаны все его воспоминания. С домом, где он был счастлив, где они с женой провели свои лучшие годы.
Я чувствовала, что старик расстроен и растерян, это было заметно по его жестам, по тому, как он поглаживал каждую вещь, когда забирал ее с привычного места, чтобы уложить в коробку. Я слышала это в его вздохах и угадывала по тому, как он все сильнее сутулился, как сжимались его губы, когда он заново перебирал все эти свидетельства своего прошлого, все милые сердцу воспоминания. Глаза у него повлажнели, и он под каким-то предлогом ушел в другую комнату.