7 июля 1932 года
Лондон, Англия
Чарующие звуки симфонии летят по бальному залу. Слуги разливают золотистое шампанское в хрустальные бокалы. В легендарном особняке на Чейни-уок всё, вплоть до мельчайшей детали, сияет совершенством, а прежде всего хозяйка.
Там, в центре просторного бального зала, стоит она – восхитительная, статная, в длинном платье-футляре из шелка, платиновый оттенок которого перекликается с ее серебристо-голубыми глазами. Она протягивает свои унизанные бриллиантами руки навстречу гостям, излучая безмятежность и невозмутимое, неподражаемое спокойствие. Если бы мы были едва знакомы, я бы сочла эту ее сфинксову улыбку напускной или того похуже, но я знаю ее очень близко, как саму себя. И знаю: она именно такая, какой кажется, ведь она – Диана, моя сестра.
Я окидываю взглядом сверкающий позолотой и мрамором бальный зал, легко вмещающий три сотни гостей. Когда приглашенные начинают разбиваться на пары для танцев и занимать места, кажется, что они рассеиваются вокруг Дианы, как лучи вокруг солнца. Так происходит с самого нашего детства: она всегда сияет в центре, а мы, сестры, веером вкруг нее, как лучи. И не важно, что в прессе нас, сестер Митфорд, всех шестерых называют «золотой молодежью»: звезда – она.
Вечер скорее выглядит как новоселье Дианы и ее добрейшего мужа-красавчика Брайана Гиннесса в их фешенебельном особняке, чем как дебютный бал нашей младшей сестры Юнити. Куда, кстати, она подевалась? Я скольжу взглядом по залу, высматривая поразительно высокую восемнадцатилетку. Ей никогда не было дела до светских условностей, вот и в этот раз она, кажется, ушла в тень вместо того, чтобы привлекать к себе внимание – чего следовало ожидать на мероприятии в ее честь. Наконец я обнаруживаю ее в темном углу, увлеченно болтающую с Памелой, нашей сестрой, и Томом, нашим единственным братом, нашим золотым мальчиком. Из нас, семерых молодых Митфордов, тут нет только Джессики и Деборы, они еще слишком юны, чтобы выходить в свет.
Юнити, хоть и притворяется, что слушает, очевидно куда больше увлечена наблюдением за гостями вечеринки, чем беседой с Томом и Памелой. По крайней мере, здесь, на Чейни-уок, ей не придется дважды приседать в реверансе и отводить ножку назад, как перед королем и королевой, когда ее представляли ко двору в Букингемском дворце. Бедняжка Бобо, как мы зовем ее между собой, не славится грацией, так что мы, сестры, затаив дыхание держали друг друга за руки, пока она не завершила представление, не споткнувшись и не прыгнув на колени к одному из величеств. Но и тут не обошлось без неловкости: отводя ногу назад, зацепилась каблуком за подол, и душераздирающий звук рвущейся ткани разнесся по знаменитой приемной.