– Что?! – Мои глаза расширяются, уставившись в спину самого ненавистного человека на планете.
Он поднимается и разворачивается ко мне, держа в руках складной нож. Первые мучительно долгие секунды я не понимаю, что он делает, но затем до меня доходит…
В тот момент, когда я делаю попытку подняться, чтобы хотя бы попытаться обороняться, Олег швыряет меня на место и, вдавив локтем в горло, заставляет задыхаться, пока сам, схватив мою правую руку с татуировкой вместо обручального кольца, начинает резать мою кожу в попытке содрать тату.
Визг бьет по барабанным перепонкам, а потом понимаю, что это я кричу… от боли.
– Я человек порядочный, Сарусь. Не хочу, чтоб про тебя слухи гнилые ходили, что сожительствуешь с таким уважаемым человеком, как я. По закону все сделаем, как изначально и планировали. А братик твой здесь еще чутка побудет, чтоб ты до вечера ниче не учудила, – долетают до меня сквозь вопли его слова, нормально не воспринимаемые мозгом…
Снова коридор; молчаливые конвоиры тащат меня неизвестно куда. Я не в силах самостоятельно идти после пережитого болевого шока, ноги волочатся, пока Рома и второй поддерживают меня под плечи, унося подальше от кабинета.
Рука до сих пор трясется, как и вся я. Багровский срезал мое тату, которое было вместо обручалки, сорвал кожу до мяса. Слезы градом скатываются из глаз. Он испортил мое кольцо, которое должно было стать вечным!..
Пульсирующая боль в пальце и висках не прекращается, как бы я ни пыталась забыться. Хочу потерять сознание, умереть, исчезнуть.
Не знаю, совпадение ли это, но мужчины останавливаются на том же втором этаже именно у двери той комнаты, где меня держали в прошлый раз до побега. Открыв дубовую дверь, они вносят меня внутрь и усаживают на кровать, где я обмякаю, как тряпичная кукла. Перед глазами стоит пелена слез. Сморгнув ее, бросаю короткий взгляд на окровавленный палец; алая жидкость сочится по нему на мое платье, кусок ободранной кожи с тату болтается, как тряпка, держась на честном слове.
Кровь пропитывает желтую ткань и остается липким следом на ногах. Хочется выть не только от физической, но и от душевной боли. На ноге красуется вздувшийся волдырь от ожога.
Вижу, как один из мужчин выходит из спальни, но второй не торопится это делать. До меня доносится шуршание со стороны шкафа, пока я разглядываю собственные руки и ноги, а затем звучит голос Ромы: