Илюша состроил гримасу, в которой раскаяние отчаянно боролось с желудочной коликой.
– Борис Аркадьевич, – начал было я, – тут такое дело…
– Знаю я ваши дела, – перебил шеф. – Опять всю ночь материал для «Плейбоя» с моделями ваяли?
– Для «Форбса», – машинально поправил я.
– Какая разница! – отмахнулся он, извлекая из кармана два бейджа. – Вот. Пропуска. К вечеру чтобы очерк для «Гентльмена» был готов. И не забудьте…
– …взять интервью у какого-нибудь маститого трубокура, – закончил я за него.
– У почитателя курительных трубок! – поправил шеф. – Это вам не пивная. Тут элита. – Он погрозил толстым мясистым пальцем невидимому оппоненту в небесах. – Коллекционеры. Знатоки. Люди, способные часами говорить о преимуществах вирджинского табака над латакией.
– А что такое латакия? – прошептал мне Илюша.
– Без понятия, – ответил я так же шёпотом. – Звучит как название курорта в Турции.
Шеф смерил нас тяжёлым взглядом главнокомандующего.
– И постарайтесь не опозорить агентство. Здесь каждый второй – владелец заводов, газет, пароходов…
– А первый? – не удержался я.
– А первый, – отрезал шеф, – владелец трубок стоимостью как эти заводы, газеты и пароходы вместе взятые.
С этими словами он развернулся и, точно броненосец, вошёл в стеклянные двери клуба.
– Слушай, – сказал Илюша, разглядывая свой бейдж, – а может, и правда напишем что-то путное? Про традиции, культуру…
– Ага, – кивнул я. – И про латакию. Что это не курорт, а, по всей видимости, сорт табака.
Мы посмотрели на толпу солидных мужчин, неспешно перетекавших в клуб. Каждый второй действительно выглядел так, будто где-то у причала его ждёт если не пароход, то уж точно небольшая яхта.
– Знаешь, что самое забавное? – сказал я. – Мы ведь даже не курим.
Я бросил месяц назад и был горд этим до неприличия.
– Зато пишем, – вздохнул Илюша. – Пойдём, выясним, чем вирджинский табак от этой… латакии отличается.
– Главное – не перепутать с мальвазией, – заметил я на ходу.
– А это ещё что?
– Вино такое. Кажется.
***
В бывшей мануфактуре «Торговый домъ князя Н.П. Дыщева», где ныне располагался клуб, дым стоял коромыслом. Старые кирпичные стены, помнившие ещё визит государя-императора в 1873 году, теперь жадно впитывали ароматы берлея и ориентала. Под высокими потолками кружились сизые облака, путаясь в чугунных фермах, как заблудшие души.