Подавляющее большинство Кагановичей занималось мелкой торговлей и ремеслом. Из-за бедности (низкой покупательной способности) окружавшего их белорусского и еврейского населения, а также большой конкуренции они старались переселяться в более крупные города и за пределы черты оседлости. К 1920–1930 годам почти все Кагановичи покинули Горваль, экономическая жизнь которого пришла к упадку. В Речице многие Кагановичи остались, и еще в 1970-х годах из телефонной книги можно было заключить, что эта еврейская фамилия самая распространенная в городе. «С целью идентификации Кагановичей в Речице использовались родовые прозвища, – рассказывает автор. – Например, мои родственники назывались бендиками по имени моего прадеда Бен-Давида, родившегося в начале XIX века. В советское время Речица была единственным городом на карте СССР, где не задавали надоевший всем Кагановичам вопрос о родственной связи с Лазарем Моисеевичем. Дед Лазаря Моисеевича – Беньямин Каганович переселился из Горваля в деревню Кабаны (ныне поселок Дубравы) украинского Полесья и это, видимо, произошло не поздней начала 80-х годов XIX века».
Надо ли говорить, что у Кагановичей в Кабанах было множество родственников. На еврейскую пасху во дворе сдвигали несколько столов – получался один, длиною метров пятнадцать. Пасхальный ужин по еврейской традиции длился пять с половиной часов. Присоединиться к застолью запросто могли и соседи.
Сложилось так, что семья Кагановичей оказалась единственной еврейской семьей, жившей не в колонии. «И сложилось это не случайно, – объясняет автор „Памятных записок“, – а в силу самих условий жизни моих родителей и деда. Отец мой Моисей родился, вырос и прожил безвыездно 60 лет (из 63-х) в деревне Кабаны. Его отец – мой дед Беня не получил обещанной при переселении земли и оказался в бедственном положении – он сам работал на лесозаготовках. Своему старшему сыну, моему отцу, он, естественно, не мог дать никакого образования и отправил его на заработки с 13-летнего возраста. Начав с батрачества, лесозаготовок, мой отец потом стал квалифицированным рабочим на смоляно-дегтярном заводе. Мать моя, Геня, родилась и выросла в местечке Чернобыле в семье ремесленного мастера-медника Дубинского, имевшего медно-литейную мастерскую, в которой работали, кроме него, его два сына и его дочь – моя мать. После смерти отца, разорения и закрытия мастерской мать приехала к своим сестре и брату-кузнецу, жившим в деревне Кабаны. Познакомившись с моим отцом – он был беден, но умен и хорош собой, так же как и наша мать, – они полюбили друг друга и поженились, прожив долгие годы дружной жизнью. После женитьбы устроили себе жилье, наняв на деревне „степку“ (маленькое сооружение для хранения овощей), переоборудовали и зажили в ней в тесноте, да не в обиде, не задумываясь над расчетами, можно ли в их условиях иметь детей, а все пошло, как „Богом положено“. В положенный срок появилось первое дите, а там – лиха беда начало – мать родила 13 детей, из которых семь померли, а в живых осталось шесть – пять сыновей и одна дочь. Одно это может дать представление о тяжких условиях жизни нашей семьи».