– Ах, Василий Оттович, миленький, как хорошо, что вы приехали! – воскликнула Анжелика Ивановна. – Вы не поверите! Я здесь просто чахну. Чахну! Не спасает даже морской воздух!
– Возможно, он был бы более полезен, если бы вы дышали им на берегу, а не на станции в паровозном дыму? – осведомился доктор.
– Да, Василий Оттович, вы, безусловно, правы. Но я не могу, я жду супруга, – муж Анжелики Ивановны, средней руки чиновник Министерства иностранных дел, в Зеленом луге появлялся редко и, похоже, был только счастлив сплавить жену за город.
– А разве он собирался приехать? – аккуратно осведомился Фальк.
– Нет, он работает все выходные, но почему это должно меня останавливать? – резонно возразила Любимцева.
Действительно, нахождение на платформе было исключительно статусным женским занятием, а значит, наличие уважительных причин для сего променада не требовалось.
– Что ж, не буду вам мешать, Анжелика Ивановна, – Василий Оттович галантно освободился от цепкой хватки Любимцевой. – Если солнечные ванны и чистый воздух не помогут – непременно обращайтесь, мы обязательно придумаем, как поправить ваше пошатнувшееся здоровье.
– Непременно, Василий Оттович, непременно! – пообещала дама и вернулась к неторопливому хождению вдоль перрона под прикрытием кокетливой парасольки[5].
Жизнь перед станцией кипела. Вновь прибывшие дачники озирались, пытаясь вспомнить (или даже угадать) направление в сторону снятого дома. Извозчики наперебой предлагали свои услуги. Если в соседней Финляндии представители данной профессии выглядели как чинные мужчины на солидных экипажах с обязательными бляхами и твердыми таксами, то здешний транспортный парк отличался редкостной эклектикой. Открытые коляски соседствовали с очаровательно-экзотичными для столичного жителя телегами, присыпанными грязной соломой. Некоторые «ваньки» даже пытались предложить заезжим гостям собственные дачи, непременно с садом и террасой. Судьба доверчивых отдыхающих, купившихся на радужные обещания, была незавидной.
За столпотворением, усевшись на заботливо вынесенный стул, наблюдал колоритный старик с ироничным прищуром, в старой, неоднократно латанной шинели и армейской фуражке. Росту он был огромного, а окладистая седая борода солидно спускалась до самого живота, почти скрывая медаль за беспорочную службу на железной дороге. Вокруг мужчины расхаживали куры и петухи, которым он рассеянно подбрасывал зерна.