– Дайте взглянуть.
Он протянул мне растрепанный ворох, в котором почти невозможно было разобраться. Неужели мои сокурсники настолько безалаберны? Если так, то мне за себя можно не беспокоиться. Я пробежала взглядом его путаные вычисления и быстро обнаружила ошибку. Небрежность, в сущности.
– Вот, герр Эйнштейн. Если вы поменяете местами эти два числа, то, думаю, придете к правильному решению.
– Ах, вот оно что. Спасибо за помощь, фройляйн Марич.
– Рада была помочь.
Я кивнула и снова стала собирать свои вещи.
Тут я почувствовала, что он заглядывает мне через плечо.
– Вы читаете Ленарда? – спросил он с удивлением в голосе.
– Да, – ответила я, продолжая складывать бумаги в сумку.
– Он не входит в нашу учебную программу.
– Нет, не входит.
– Весьма удивлен, фройляйн Марич.
– Почему же, герр Эйнштейн? – Я с вызовом взглянула ему в лицо. Может, он думает, что мне не под силу разобраться в статье Ленарда – тексте гораздо более сложном, чем наша основная программа по физике? Эйнштейн был выше меня на целую голову, и мне приходилось смотреть на него снизу вверх. Еще один мой недостаток – маленький рост, который я ненавидела не меньше, чем хромоту.
– Вы, очевидно, образцовая студентка, фройляйн Марич. Никогда не пропускаете занятия, не нарушаете правила, скрупулезно ведете конспекты, часами просиживаете в библиотеке, вместо того чтобы прохлаждаться в кафе. И при этом вы богема, как и я. Кто бы мог подумать.
– Богема? Я вас не понимаю. – И слова, и тон у меня были резкими. Он назвал меня богемой, а это слово, очевидно, как-то связано с австро-венгерской областью Богемия, – не оскорбительный ли это намек на мое происхождение? Из язвительных замечаний Вебера на лекциях герр Эйнштейн знал, что я сербка, а предубеждение германцев и западноевропейцев против людей с востока было хорошо известно. О корнях самого Эйнштейна я могла только гадать, – мне было известно лишь, что он родом из Берлина. Темноволосый, темноглазый, с характерной фамилией – он мало походил на типичного блондина-германца. Может быть, его семья откуда-то переехала в Берлин?
Он, видимо, почувствовал мое невысказанное раздражение и поспешил пояснить:
– Я употребляю слово «богема» на французский манер, от слова bohémien. Оно означает человека, мыслящего независимо. Прогрессивного. Не такого буржуазного, как некоторые наши сокурсники.